Причины противоречий, имеющихся в современной науке относительно сущности и содержания рассматриваемой категории, были проанализированы Т.М. Пряхиной, которая справедливо отмечает: «Традиционно отечественная юридическая наука рассматривала доктрину в качестве систематизированного учения, целостной концепции, научной теории, выступающей основой программного действия. Областью доктрины как самостоятельного феномена правовой действительности была сфера правосознания, а выход на практику в основном происходил за счет особого вида толкования права – доктринального (научного), оказывающего влияние на процесс реализации права» [55] .

В приведенной оценке наиболее важными представляются два момента: во-первых, характеристика доктрины как систематизированного, целостного учения, концепции, т. е. не совокупности различных взглядов и идей, а именно единой концепции (курсив мой. – О.З.), опирающейся на определенные методологические основания и вырабатывающей логически выверенные выводы, находящиеся в системном единстве, и, во-вторых, – четкое определение механизма влияния доктрины права на правовую действительность, которое оно оказывает отнюдь не в качестве источника права, а путем особого, доктринального его толкования.

Не вызывает возражений и следующий вывод: «исключение составляла марксистско-ленинская доктрина, выступившая идеологической основой грандиозных социальных, политических и экономических перемен не только в нашем государстве, но и в странах мировой системы социализма» [56] . Именно данное обстоятельство, на наш взгляд, и послужило причиной расширения смыслового содержания термина «правовая доктрина» до категории «источник права». В условиях тотального господства единственной идеологии признанные юридическим сообществом правовые концепции и идеи, действительно, могут стать не только основой правосознания юристов, но и источником права, так как они выражают общую идеологическую концепцию формирования правовой политики и правовых моделей регулирования общественных отношений.

В настоящее время, характеризующееся плюрализмом мнений и множественностью теорий и концепций, доктрина права не может быть представлена в единственном числе, но данный вывод обусловливает необходимость решения вопроса о том, является ли правовая доктрина общетеоретическим понятием или она может быть определена и раскрыта с отраслевых позиций, в том числе и с позиции гражданско-правовой науки. Данная проблема имеет не только теоретическое, но и прежде всего практическое значение, так как она непосредственно связана с современными тенденциями развития правового регулирования. Необходимость унификации смыслового значения понятия «правовая доктрина» определяется сближением правовых инструментов, различающихся в зависимости от преобладания влияния либо романо-германской правовой семьи, либо правовой системы стран общего права.

Необходимо учитывать и изменения, происходящие в традиционном профессиональном правосознании юристов, формируемом во время обучения [57] . В процессе практической деятельности юристы «теряют» исключительную связь с той или иной правовой системой, что в конечном счете приводит к модернизации доктрины гражданского права.

Некоторые авторы убеждены в том, что по содержанию доктрина подразделяется на общеправовую (доктрина позитивного права) и доктрины отдельных отраслей права и отдельных правовых институтов [58] . Такой подход достаточно прочно закрепился в юриспруденции. Например, А.В. Винницкий подробно исследует доктрину публичных услуг (служб), сформированную в зарубежных правопорядках [59] . Примерно такую позицию занимает А.А. Зозуля, утверждающий, что во многих государствах наряду с общеправовой и отраслевой юридическими доктринами существуют также государственные доктрины и концепции, но, в отличие от юридических доктрин, они являются официальными политическими документами (актами) квазиюридического характера, формирующими доктринально-концептуальные основы государственной политики в различных сферах жизнедеятельности общества [60] .

С приведенным положением сложно согласиться прежде всего потому, что, на наш взгляд, государственные программы могут содержать в себе ориентиры для развития доктринальных исследований, но сами по себе не имеют непосредственной связи с догмой права. Государственной программой является документ стратегического планирования, содержащий комплекс разнообразных мероприятий, взаимоувязанных по задачам, срокам осуществления, исполнителям и ресурсам, а также инструментам государственной политики, обеспечивающим в рамках реализации ключевых государственных функций достижение приоритетов и целей государственной политики [61] , в той сфере, применительно к которой программа была принята.

Стратегические цели планирования социально-экономического развития могут оказывать весьма значительное воздействие на законодательную деятельность, и наилучшим вариантом такого воздействия должно стать максимально полное соответствие предполагаемых законодательных изменений тем доктринальным положениям, которые были представлены на момент подготовки программы. В отдельных случаях разработка той или иной концепции непосредственно связана с доктринальным осмыслением уровня потребностей в тех изменениях законодательства, которые выдвигаются многими авторами, но не имеют единой методологической основы.

Наиболее ярким примером рассматриваемого положения можно считать ситуацию, сложившуюся в процессе разработки Концепции развития гражданского законодательства, в которой были представлены основные ориентиры реформирования ГК РФ. Значение этого программного документа столь велико, что его невозможно переоценить. Закрепленные в Концепции положения явились основой разработки главных направлений развития и совершенствования гражданского законодательства России, причем подготовка конкретных изменений и дополнений норм ГК РФ должна была быть основана на неких общепризнанных базовых положениях и догмах. Разработчики Концепции отмечали, что Кодекс «прошел проверку временем, обширной практикой применения (прежде всего судами) и объективной доктринальной оценкой», поэтому не предполагалось ни новой кодификации отечественного гражданского законодательства, ни подготовки новой редакции [62] , однако те изменения, которые были приняты на начало 2016 г., уже дают основания утверждать о целесообразности новой редакции данного нормативного акта.