— В Новосибирске выиграл соревнования с хорошим результатом. Теперь, если удастся победить на следующих, то открывается дорога на Универсиаду и может быть на чемпионат Европы. Надо будет показать результат на уровне республиканского или союзного рекорда.

— А сможешь? — прерывает мой рассказ инструктор.

— На тренировках смог, а на соревнованиях — как повезёт. Спортивное счастье ещё никто не отменял, — пожимаю я плечами и продолжаю, после паузы, — Что касается музыки, то тут тоже всё интересно. Мы получили предложение проехаться с концертами по трём городам вместе с группой Стаса Намина. Это бывшие «Цветы», если знаете про таких…

— Ещё бы не знал. «Звёздочка моя ясная». Любимая песня у жены. Вторую пластинку уже заездила.

— Ну, и ещё я женился. Вот в основном и все изменения, — я намеренно не заикаюсь о заводе и той теме, по которой меня могли вызвать к инструктору обкома по промышленности. Это такой толстый намёк, что у меня в жизни есть очень интересные занятия, в которых я успешен, а их возня с «инициативами» разного рода для меня второстепенна.

— Значит, Михаил Анатольевич правду сказал, что ты сам с завода уволился? Старею. А я, было, ему не поверил…

— С директором мы не сошлись во мнении по организационным вопросам, и скорее всего, по перспективам, — обтекаемо отвечаю я, стараясь переключить его внимание на менее сколький момент. То, что мы с директором поссорились, нас обоих не красит. Завод — не детский сад.

— Поясни, не понял, — покупается Юрий Степанович на мой посыл.

— Я вот только что рассказал вам о своих изменениях в жизни. Согласитесь, что любое из них очень перспективно и интересно. А теперь попробуйте предложить равную перспективу в том, чем я занимался на заводе. При этом учтите, что про Стаханова и Пашу Ангелину я знаю.

— И чем же они тебе не нравятся?

— Всем. И тем, что их движение благополучно умерло, и судьбой их самих. Знаете, мне как-то рановато через год становиться общественным деятелем и проводить свою жизнь на митингах и собраниях. Ещё не все песни спеты и не все рекорды побиты.

— Вот значит как. Ты и директору своему это высказал? — с каким-то любопытством естествоиспытателя поинтересовался мой собеседник, разглядывая меня, как занятный образец незнакомой зверушки.

— Нет. С директором мы не сошлись в оценке моих способностей и в связи с полным отсутствием у него интереса ко всему, что находится дальше заводского забора.

— Допустим, твои способности просто попали в струю. Знал бы ты, сколько изобретений и предложений со всей страны каждый день поступает, то наверняка вёл бы себя скромнее. Директор же, он не просто директор, а директор ЗАВОДА, — выделил голосом наиболее важное слово мой собеседник, — Так что тут он в своём праве, и за такое отношение ему никто и слова поперёк не скажет.

— А я с этим и не спорю. Хотя, насчёт «струи» всё спорно, у меня были очень важные дополнения. Просто считаю, что лично моя перспектива роста при таких масштабах слишком мала. Человек я теперь женатый, семейный. Вот и приходится думать, где же я окажусь наиболее эффективным, чтобы потом не было стыдно собственным детям в глаза смотреть. Тяжёлый выбор, знаете ли… Как в той сказке, где про богатыря, перед которым три дороги, — технологии вербальных знаков при проведении переговоров ещё никем не озвучены и книг про них не написано, поэтому инструктора я «читаю» с очень высокой степенью вероятности. Пока не вижу никаких признаков, что моя точка зрения им не воспринимается. Пощупать бы его ментально, но боюсь, что такой паузы в разговоре у меня не будет, да и я, после бесконтактного изучения, буду в состоянии «овоща».

— И в чём же твой директор тогда оказался неправ?

— В том-то и дело, что прав он полностью, ну, или почти полностью. По крайней мере, в большинстве организационных вопросов он разбирается лучше меня. Я теперь тоже понимаю, что другие заводы наши разработки не примут. Всё будет именно так, как Вы сказали — у нас тысячи изобретателей, а к тому же все руководители считают, что «мы и сами с усами». Статус конструкторского бюро отдельного завода такое отношение предполагает сам по себе. Этакий местечковый патриотизм, он не только по площадям работает, но и по предприятиям, — я беззастенчиво использовал свой опыт проведения переговоров «из будущего». С оппонентом лучше соглашаться, слушать то, что его интересует, но и не забывать свою цель. Плавно разворачивать его именно к ней, как крупную рыбу при вываживании.

— То есть, про директора ты ничего плохого сказать не можешь? — наш «неформальный разговор» уже начинает меня напрягать. Цель беседы Юрий Степанович так и не обозначил, а собственных догадок у меня несколько, и все разные.

— Даже мысли такой не возникает, — открестился я, понимая, что некоторые вопросы инструктора с двойным, а то и с тройным дном. Как он ловко вернулся обратно к тому вопросу, от которого я его отвлёк, и изучает моё отношение к бывшему директору, с которым я расстался достаточно недружественно. Словно заранее хочет знать, как я себя поведу в такой же ситуации, и что буду говорить.

— Сам дальше собираешься заниматься конструированием?

— Спасибо за столь высокую оценку моей работы. Я даже про себя её так не называл. До конструктора мне далеко. Я просто предлагал идеи и наброски к ним.

— Был я позавчера у вас на заводе. Образцы посмотрел и то, что уже выпускаете. Идеи все хорошие, реализация интересная и, как мне сказали, ни одного промаха с продажами. Всё востребовано торговлей. Да что там востребовано, к вам настоящая очередь стоит. Вот так бы, да на всех заводах, но ведь почему-то не получается, — хозяин кабинета откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел мне в глаза. Он что, хочет, чтобы я прямо вот тут и сейчас предложил ему какое-то универсальное решение?