— Великая Даара, которую будут ставить в пример воительницам еще сто поколений после ее смерти, не став женой, под кого-то легла и послушно раздвинула ноги?

Да, у бесов в обсуждении интимных тем никаких границ нет! Значит, вот как Даара говорила? А не потому ли говорила, что единственный мужчина, достойный ее вечной любви, успел взять в жены ее сестру? Ответила с пробивающимся смехом:

— Кто же тебе сказал, что послушно и именно ноги?

Он не выдержал, замер, а потом медленно повернулся:

— Даара! Я… не осуждаю… я пытаюсь не осуждать… Да кто я такой, чтобы тебя в этом осуждать?

И на конце фразы звучало очевидное «но». Становилось только смешнее, потому я издевательски подшучивала:

— Ты ведь мельком видел его — красив же, не спорь!

— Красив? Может быть.

Мы снова шли рядом, а я кое-как сдерживала хохот.

— Очень красив, Криит. Поверь женщине с хорошими глазами.

— Просто красив?.. Красивее меня?

Нет, держаться все сложнее!

— Понятия не имею! На тебя, как на мужчину, я никогда не смотрела! И если ты красив, то я твоей красоты не вижу.

— И правда… А по сравнению с Моором? Нет, Сааном! Я ничего в этом не понимаю, но мне кажется, что Саан красив.

Саан — третий сын вождя, если Криит говорит не о каком-то другом Саане. Откуда же мне знать, красив тот или нет?

— Саан очень красив! Но император лучше.

— Все, больше ничего не говори, Даара! Мне хватит и этого. Больше вообще никогда ничего не говори, Даара. Я люблю полную тишину. Сил моих нет, как люблю полную…

Казалось бы, он ревнует или что-то в этом духе. Или подобное в самом деле абсолютно не вписывалось в характер его верной подруги.

— Хорошо, стану немой, как морской краб. Кстати, у тебя только один нож?

— Нож. Какой еще нож? А, да, один.

— Хватит уже хмуриться, сын вождя! Что тебя так злит?

Он только мельком глянул на меня и ответил:

— Потому что хорошо тебя знаю, Даара. На подобное ты не пошла бы, даже если бы считала императора самым достойным мужчиной во всех мирах. И уж точно ты не из тех, кому достаточно простого «красив». Но ради моего спасения ты пошла бы на что угодно. Как мне теперь смотреть на тебя, имея такой груз на совести?

И веселье как рукой сняло. Я недооценила отношение Криита к Дааре. И потому сказала твердо:

— Ничего не было. Я тебя разыграла. Дальше поцелуев дело не зашло.

Он даже не удосужился расслабленно выдохнуть — вот и облегчай после этого другим душу!

— Теперь я окончательно перестал сомневаться, что поступил правильно. Поцелуев?!

— Ну да, будто ты сомневался! Ты ведь мнишь себя единственной истиной!

— Молчи, Даара, просто молчи, — и неожиданно сам рассмеялся. — Но император-то что в тебе нашел?

Я вскрикнула возмущенно, но эту тему развивать не собиралась, потому что женская гордость очень страдала от правды: император ничего во мне и не находил. Его знахарь подтвердил, что я не собираюсь причинять никому вреда, и избалованный любитель женщин, самый важный член Большой земли просто закинул удочку. Дальше уже я подыграла. Если бы сказала твердое «нет», то вряд ли император продолжал бы интересоваться диковинной зверушкой. Ну или не так явно.

Мы шли весь день, пересекая небольшие ручьи. Теперь погони уже можно не бояться — слишком большое расстояние, особенно если не знаешь, в каком направлении искать. Остановились затемно. Кухонный нож — плохое оружие для охоты, но на ужин нам хватило кореньев и ягод. Завтра нужно будет присматривать на деревьях гнезда, к этому времени в некоторых уже должны быть яйца. Или все же делать остановки для охоты.

Криит много размышлял вслух о возможности достижения мира, но никак не мог придумать способа. Я тоже не могла — радовалась хотя бы тому, что он вообще об этом думает. Если Криита удастся убедить, то и с остальными бесами появится надежда.

Костер разводить не стали, чтобы не привлечь к себе внимания, а ночь достаточно теплая — не обмерзнешь. Но чуть позже заморосил холодный дождь. Мы перебрались под дерево с самой густой кроной. Непривыкшее к резким похолоданиям тело мелко потряхивало. Зимой бесам в наших краях вообще делать нечего, разве что увешаться шкурами с ног до головы.

Я прижалась к теплому плечу Криита. Все равно ведь сидели близко. Но он странно дернулся, отстранился, а потом вдруг посмотрел на меня. Из-за дождя стало так темно, что даже глаз не видно.

— Даара… Не проклинай меня за то, что я скажу. Но когда ты так близко, я начинаю забывать, кто ты.

— Что ты имеешь в виду?

Хотя подсознательно я понимала — тело улавливало малейшие изменения в нем: более тяжелое дыхание, напряженный голос.

— О том, что иногда… очень редко я начинаю ощущать странное желание. К тебе. Прости меня за это.