Он мог бы задуматься над сказанным, но в тот момент вряд ли был вообще способен думать. Жадный поцелуй, грубые ласки, платье, которое затрещало и чуть не порвалось, когда Криит срывал его с меня. Он пытался сдерживаться, но хватало его на краткие мгновения, после которых он срывался еще сильнее. Но в эти мгновения он будто мог очнуться и оторваться от моих губ:

— Ты уверена?

— Поздно уже останавливаться, Криит.

И снова длительное, страстное забытье, во время которого руки обжигали кожу и сжимались на моем теле до ощутимой боли.

— Я… — снова миг короткого прозрения. — Что потом мы будем делать? Ведь ты не сможешь стать чьей-то женой, а я не смогу даже назвать тебя своей женщиной…

— Утром я скажу тебе кое-что важное. Поверь, после этого твоей душе станет намного легче… хоть ты и не сможешь назвать меня своей женщиной. Я уже давно твоя женщина, четвертый сын вождя.

Не знаю, что он прочитал в этом признании, или вообще не расслышал его. Подхватил меня под бедра, развел широко, и снова вынырнул из возбуждения, но теперь задыхался:

— Я не люблю тебя, Даара. Я всеми силами пытаюсь не любить тебя.

— И я тебя не люблю, Криит. Но возьми меня так, будто любишь.

Он вошел резко, я от неожиданности закричала. Он брал меня не впервые, но я впервые лишалась девственности. И это оказалось очень неприятно. Буря внутри перекрылась болью. Криит от осознания тоже будто опешил, но почти сразу продолжил двигаться — все резче и быстрее. Внизу снова начало нарастать приятное ощущение, а в голове — твердое осознание, что мы не совершаем ошибку. Это все равно бы произошло. И сейчас Криит так несдержан именно потому, что мы оттягивали. Все это раздражение за последние дни теперь превращалось в очередной, еще более мощный толчок.

Тело у Даары оказалось намного менее нежным — я могла сравнивать. Тали бы уже захлебнулась от пика возбуждения, а Даара же поднималась на его волне постепенно. И когда он с последним рывком выпустил в меня семя, я расслабленно откинулась на землю. А Криит все никак не мог остановиться — продолжал слабо вздрагивать прямо во мне, целовать, хоть теперь и с меньшим напором.

— Если ты зачнешь ребенка, то нашу связь будет сложно скрыть.

Видимо, это означало, что его рассудок приходит в норму.

— Подумаешь. Скажу, что понесла от кого-то другого.

Он резко выдохнул.

— Даже шутить так не смей! Но… уже утром все станет намного сложнее.

Я с улыбкой покачала головой. До утра как раз найду правильные слова. И пусть для всех остальных наша связь останется запретной, достаточно того, что сам Криит не будет себя проклинать.

Проснулась от далекого и знакомого звука. Осознание. Память. Единственный подходящий свист из памяти… Звук срывающейся тетивы! Я и глаз не успела открыть, когда ощутила жгучую боль в плече. Ранение не смертельное, зато мысли ускоряются — я рванула на Криита, который уже тоже вскакивал. Еще одна, в спину, заставившая только вздрогнуть. Между выстрелами слишком длинные промежутки — значит, охотник один. Вполне возможно, что случайно наткнулся на нас на рассвете. Не воин… лишь тот, кто хочет избавить свою землю хотя бы от двух врагов.

— Даара! — глупый Криит даже не смотрел на стрелявшего. Ну же, где-то вверху, среди листвы! Посмотри наверх, Криит!

Третья стрела остановила дыхание. Плохой охотник. Жертва должна умереть уже от первой, а он справился только тремя. Возможно, вообще ребенок. Беги, плохой охотник, потому что Криит со своим ножом не промахнется.

— Тесса. Меня зовут Тесс…

Кровь почему-то пошла ртом, вместо таких важных слов: «Останови войну, четвертый сын вождя, потому что я, Тесса, вновь и вновь появляюсь на твоем пути, чтобы об этом попросить». Я мысленно продолжала и продолжала говорить, но изо рта теперь шла только кровь.

Пустота была бесконечной, мучительной. Сознанию нужны хоть какие-то ориентиры, оно не может выносить ничто. Особенно бесконечное ничто. Я не могла сформулировать ни одной мысли, а будто собирала себя из обрывков меня, чье имя никак не вспоминалось. Возможно, думала, что это и есть смерть. Возможно, была рада или разочарована, но ничего конкретного в этом ничто не осознавалось.

Вынырнула неожиданно настолько, что захлебнулась воздухом, а потом тяжело задышала, пытаясь преодолеть головокружение. Я радовалась головокружению, потому что оно означало: бесконечное ничто закончилось. Сколько оно продолжалось? Годы или один миг? До сих пор я переселялась в тех, кто был поблизости, а тут… будто моя маленькая душа пешком пробиралась через весь лес в поисках очередной своей жертвы.

— Эй! Ты чего? Помереть решила?

Зрение прояснялось вместе с разумом. Я повернула голову в сторону говорящего — пожилой полноватый мужчина, но в тоне его не было сочувствия. Зато в руках имелась… плеть или хлыст, я не уверена в названии. Таким пастухи погоняют скот.

— Я… в порядке.

Ответила, чтобы не вызвать еще большее внимание к себе, но сразу и осмысливала свое положение: я стояла на четвереньках, совершенно голая, а спину и ягодицы невыносимо жгло.

— Ну что, будешь еще красть? — спросил мужчина. — Или до сих пор убеждена, что разбить кувшин с хозяйской кухни — не воровство?