– А море вокруг потонувшего острова всегда бурое из-за почвы, – донеслись до меня его слова, когда кок передавал меня вниз в чьи-то огромные татуированные лапы.

Ивар, конечно, не допустил, чтобы Огго его перегеройствовал. Он тоже прыгнул сам, рухнул с грохотом, подвернул ногу и потом ныл по этому поводу битый час. А тетя Бек спустилась на скалы так же, как поднялась на борт, – безмятежно восседая на руках очередного моряка.

– Никакой пробоины не будет, – сообщила она мне, когда ее проносили мимо. – Я плыву на этом корабле, неужели эти неверы не понимают, что я же его и оберегаю?

Моряк сгрузил ее на ровное место за скалами так резко, словно хотел сказать: «Я лучше промолчу». Я не спеша подошла к ней и обнаружила, что мы натолкнулись не на риф, а на довольно большой остров, песчаный, каменистый и пустынный, раскинувшийся под странным туманным лиловым небом. Впереди маячил крутой холм высотой примерно с Огго, а дальше и выше виднелись деревья.

– Можно нам сходить туда посмотреть? – взмолился Огго. – Сколько у нас времени?

– Сейчас узнаю, – сказала тетя Бек.

Тетя Бек окликнула капитана, а я обернулась на беднягу-корабль. Корабль и правда лежал на боку между двумя острыми рифами и ужасно скрежетал, весь увешанный цветными тряпками. Очень унизительно. Шеймас Хэмиш торопливо ставил паруса, но все же крикнул в ответ, что примерно час. И отправил с нами кока и еще одного матроса.

– Я не пойду, – заявил Ивар. – Нога очень болит.

Мы оставили его сидеть на валуне, у подножия которого кипела желтая морская пена, а сами двинулись к холму. Мне было интересно не меньше, чем Огго. Магистр говорил, что землетрясение произошло больше тысячи лет назад, а мне, по-моему, еще не доводилось видеть таких древностей. Тетя Бек, как всегда, держалась скромно и отстраненно, но, когда она забиралась на песчаный склон, мне показалось, что ей не терпится туда попасть не меньше, чем всем нам. Подъем был совсем легкий, обычно мне бывает труднее забраться в горку, хотя, честно говоря, мое нарядное платье несколько пострадало, пока я карабкалась.

На полдороге наверх Огго воскликнул: «Ой, что это?» – и подобрал с земли что-то вроде большой битой крышки от кастрюли. Она была как будто из очень старой черной кожи. Мы столпились на осыпающейся песчаной кромке и уставились на находку. На ней до сих пор проступали тисненые узоры.

Едва тетя Бек подняла крышку к свету, чтобы рассмотреть узоры, как нас, прихрамывая, догнал Ивар.

– Огго, – сказал он. – Предполагается, что ты мой слуга. Предполагается, что ты состоишь при мне. Ты знаешь, что я растянул щиколотку. И почему ты ушел собирать какие-то дрянные старые щиты?

– Думаю, это и правда был щит, – заметила тетя Бек, поворачивая находку так и эдак. Пальцы у нее очень красивые, длинные, чуткие. Я всегда восхищаюсь, как она обращается с вещами. – Эти узоры… – начала она.

– Выбросьте, – велел Ивар.

– Нет, не надо, – сказал кок. – Продам его на Бернике. Там любят все старинное.

– Эти узоры, – громко проговорила тетя Бек, – знаки хранителя Севера. Огго, положи щит туда, где взял. Нам в такие дела соваться не следует.

Скорее всего, так и было. Я видела похожие знаки, ими была расшита мантия верховного короля Фарлейна. Все пристыженно притихли и смотрели, как Огго осторожно кладет сломанный щит на прежнее место у тропинки.

– А я бы за него сотню серебром выручил, – посетовал кок, когда все мы двинулись вверх по склону.

После этого кок помрачнел и больше ничего не говорил, пока мы не очутились на вершине холма, в рощице. А там как будто земля ожила и разбежалась у нас из-под ног. Мелкие зверюшки – мыши, крысы, полевки – так и прыснули во все стороны. Я успела разглядеть кроликов, белок, хорька и даже кого-то похожего на маленького оленя, он удрал от нас в чащу. Наверху, в кронах деревьев, порхали птицы – и мелкие, и большие. Деревья были сплошь невысокие. От морского ветра они были все кривые и скрюченные, но я видела, что на Скарре такие породы встречаются очень редко – например, бузина и лещина, – и на них только-только набухали почки. Тетя Бек поднесла изящную руку к старым пыльным сережкам на ветвях, а потом к светло-зеленым гроздьям бутончиков бузины.

– Эх, надо было арбалет прихватить! – воскликнул моряк. – Жирненькие голуби. А олень!

– Отличные кролики, – согласился кок.

А Ивар сказал:

– Пойдемте назад. Здесь ничего интересного. У меня нога болит.

– Идем вперед, – распорядилась тетя Бек. – Хочу посмотреть, далеко ли тянется остров.

– А я хочу понять, откуда здесь взялось столько зверей, – сказала я.

– Зачем для этого куда-то ходить? Так ничего не узнаешь, – возразил Ивар. – У меня нога…

– Звери, несомненно, потомки тех, кто сбежал сюда при землетрясении, – сказала тетя Бек. – Ага, вот уже кое-что.

Деревья расступились, за ними показались большие валуны и трепетавшая на ветру трава. Я увидела колокольчики. Мы обошли самый большой валун и снова увидели море – оно сердито билось внизу о груды острых камней. Вдали виднелась и преграда – будто полоса белого тумана, тянувшаяся в обе стороны, докуда хватал глаз. Правда, никто на нее и не смотрел, потому что мы все уставились на развалины домов, обнаружившиеся прямо перед нами. Стены не доходили мне до макушки и были сложены из обтесанного золотисто-песочного камня. На них красовались искусно высеченные узоры.