Некоторое время мы сидели в темноте, перешептываясь, чтобы не заснуть. Постепенно даже в светлице тьма серела – глаза привыкали к темноте и начали различать мелкие детали. Даже самые мелкие, которые только при свете и разглядишь. Я не сразу сообразила, что это серебристый прозрачный свет пробивается сквозь рассохшиеся ставни. Я приникла к щели – неужели луна так ярко светит? Ведь только вчера новолуние было!

Волк пристроился рядом со мной у окна, оттеснив меня в сторону.

Кажется, я поняла, почему среднюю из сестер называют серебряной княгиней. Если у первой, медной, медью был весь терем украшен, то старшая ее сестра сама была серебром. Она уже мало походила на человека – полупрозрачная кожа, как у призрака, переливалась перламутром, источала сияние, похожее на лунный свет. Волосы, белесые, с болотным зеленым отблеском, струились клочьями тумана, окутывая ее фигуру.

Окна выбранной мной светлицы выходили на задний двор, на хозяйственные постройки. А перед ними, в центре круга из свечей, стоял гладко отполированный камень – жертвенник, до странности схожий с тем, что встретился нам на пути. Сейчас он был пуст, но что-то мне подсказывало – не долго ему таким оставаться. Княгиня воздела руки к небу, словно молилась, а ее слуги тащили связанного человека... человека ли? Слишком худая, слишком ломкая девичья фигурка брела, не сопротивляясь, с волос осыпались листья и хвоя. Даже когда ее уложили на камень, она не дернулась.

Княгиня склонилась над своей жертвой, ласково провела по груди и животу, словно успокаивая ребенка. А затем впилась нечисти в горло, вырывая куски мяса.

Я отшатнулась от окна, зажимая рот и благодаря всех богов, что нас за ставнями княгиня видеть не могла. Волк тоже сполз на пол, взволнованно заглядывал мне в лицо.

– Вот поэтому княгиня и не велит слугам ночью из дома выходить, – усмехнулась я, вспоминая слова кухарки.

Я уселась на пол и закуталась в стянутое с кровати одеяло, пытаясь унять озноб. К нечисти в лесу я привыкла – она уже воспринималась как что-то само собой разумеющееся. А вот такое зверство, да еще и от человека, вызывало только тошноту и оторопь. Если эта безумица так растерзала и домашнюю нечисть, то банника вполне можно понять, тут кому угодно без задней мысли помощь предложишь, лишь бы тварь эта сильнее не стала!

– Утром уйдем, – ободряюще шепнул волк и сжал мою ладонь.

– Лучше бы я спала и ничего этого не видела.

Даже когда я закрывала глаза, под веками не исчезало серебристое сияние княгини. Господи, что же она с собой сделала, что в такого монстра превратилась? Разве вся ее магия этого стоила?

Время тянулось медленно. Со двора раздавались резкие гортанные выкрики: княгиня то ли молилась, то ли призывала кого-то. Скорее последнее. Волк слушал-слушал, поковырял в ухе задумчиво:

– Кажется, это она меня подчинить пытается.

– Уверен? – встревожилась я. – Что чувствуешь?

Волк задумался, покрутил головой, подбирая слова:

– Да как будто телефон в дальней комнате трезвонит. Знаешь, что лучше не отвечать, а он все трезвонит и трезвонит, надоедает так, что снять трубку хочется, только чтобы он замолчал наконец!

Я хмыкнула, удивляясь такой своеобразной метафоре.

– Уверен, что она тебе ничего не сделает?

– Уверен! Разве что головной болью наградит. Ничего, потерплю.

Я тихонько вздохнула, не разделяя его уверенности. Свет за ставнями усиливался, как и выкрики княгини. Жаль, что часов нет, не отследишь, сколько еще ждать рассвета осталось. Почему-то казалось, что ночь, как в дурных ужастиках, будет длиться вечно, а мы так и будем слушать заклинания безумной княгини-ведьмы.

От сидения на полу затекли ноги, но встать и размяться я боялась. Срабатывал дурацкий шаблон мышления: раз ты видишь врага, то и он видит тебя.

Неожиданно что-то полыхнуло, терем вздрогнул. Мы переглянулись и осторожно выглянули в щелочку между ставнями, пытаясь понять, что произошло. Княгиня, уже не серебряная, а кровавая, все еще стояла около алтаря. Нечисть на нем превратилась в груду лохмотьев.

Серебряным фантомным огнем был охвачен первый этаж терема, как раз там, где располагалась спальня, выделенная мне княгиней. Через пару мгновений он переполз к комнате, что я указала служанке. Я сглотнула, представив, что с нами было бы, если б я не решила подстраховаться.

Крики княгини приобрели определенно гневный оттенок, теперь гортанные, резкие звуки, которые она издавала, складывались в слова.

– Где эта лентяйка и дармоедка?! – заходилось в визге сияющее существо. – Найдите ее, приведите сейчас же, я съем ее сердце!

У меня даже сомнения не возникло, что речь идет о девочке, которая встречала меня с хлебом-солью. Я в панике прикусила губу, чувствуя, как меня захлестывает новая волна вины. Ей ведь даже оправдаться не дадут!

И пусть не дадут, мелькнула циничная мысль. Мне не должно быть до нее дела.

Волк скрипел зубами.

Оставить девочку на растерзание сияющей твари – жестоко и лицемерно. Броситься ее спасать – глупое самоубийство. Он не был до глупости благородным рыцарем, умел трезво оценивать шансы и прекрасно понимал, что безымянная служанка из Навьего царства для него никто.