– Прошу об одном – не бойтесь, не пытайтесь всплыть, не пытайтесь дышать. Дайте воде увлечь вас на дно, к чистым ключам и белому песку.

– При всем желании – плыть бы у меня не вышло, – я демонстративно схватилась за раненую руку. Охотник ободряюще улыбнулся:

– Не волнуйся. Во владениях морского царя ты отыщешь помощь.

Мы медленно ступили на воду, и она замерла под нашими шагами, затвердела, словно стекло. Тропа уводила вдаль, к середине реки, прямо навстречу восходящему солнцу. Оно слепило глаза, и я болезненно щурилась, оглядываясь вокруг, боялась пропустить что-то важное.

Нас отделяло от берега шагов сто, под нами зеленела глубина, когда неведомая сила прекратила нас держать, и мы рухнули в воду. Мигом намокшая плотная одежда камнем потянула ко дну. Даже помня о советах охотника, я не смогла побороть инстинкты. Я дернулась, нервно пытаясь вдохнуть, и наглоталась горьковатой воды.

Наверное, это меня и удержало от попытки выплыть. Пока я беспорядочно бултыхалась, водоросли оплели мои ноги и мягко, но неуклонно потянули вниз. Мне оставалось только смотреть, как изо рта вырываются пузыри воздуха и поднимаются вверх, где уже виднеется восходящее солнце, зеленоватое из-за толщи воды.

Удушье петлей захлестнула горло, грудная клетка спазматически сжалась от невозможности вдохнуть. Воздуха! Воздуха! Все слова, все наставления померкли и отступили вглубь. Тело хотело жить, тело хотело к солнцу и теплу и судорожно, неровными гребками рвалось к поверхности, но только погружалось все ниже и ниже, в леденящую темноту дна. Паника, закованная в клетку ребер, заставляла дергаться, бороться, глотать воду, обжигающую носоглотку. Она отступила лишь, когда при очередном бесполезном вздохе вместо воды я втянула в себя воздух – или то, чем можно было дышать.

Река светлела. Зелень осталась наверху, и чем ниже я опускалась, тем чище и прозрачнее становилась вода – если бы не легкое колебание, можно было бы решить, что мы вернулись на сушу, и кругом воздух. Водоросли плавно опустили меня на песок, среди мелких ракушек и камней. Рядом уже стояли охотник и волк – им погружение далось проще.

– Не бойся, дыши, – ласково посоветовал охотник. Его голос звучал странно, как сквозь трубу, колебался и менялся. Интонации приходилось угадывать не по голосу, а по мимике.

Только после его слов я поняла, что снова задержала дыхание, как перед погружением. Сделать первый осознанный вдох оказалось неимоверно сложно – все инстинкты кричали, что нужно оттолкнуться от дна, рвануться ввысь, к свету и солнцу, чтобы уже там вдохнуть полной грудью. Когда обходиться без воздуха стало невозможно, я закашлялась, в ужасе ожидая, что вода снова хлынет мне в нос и горло.

Она действительно хлынула – как воздух, так же легко и естественно, и при выдохе вышла обратно, едва колеблясь у моего лица. Пришлось заставить себя сделать пару глубоких вдохов, чтобы убедиться – захлебнуться мне не грозит. Паника, недовольно ворчащим зверьком, отступила вглубь, в темноту, готовая в любой момент снова вцепиться в горло.

Стоило мне успокоиться, как укус снова напомнил о себе – ледяным покалыванием и головокружением. На пару мгновений тошнота перекрутила внутренности, перед глазами мелькнули красные круги, и все прошло. Никто даже не заметил короткого приступа.

– Оглянись, – улыбнулся охотник, указывая куда-то мне за спину. Я обернулась так плавно, как никогда не могла двигаться на суше. За моей спиной виднелся высокий терем, сложенный из бревен, камней и песка. Он почти полностью копировал подворье княгинь за одним исключением – здесь было удивительно чисто.

Ворота стояли нараспашку, и никто не удивился, когда мы вошли во двор, как к себе домой.

У самого дна сновали мелкие рыбки, серебристые и черные. Те, что покрупнее, степенно плавали у самой крыши. Огромный сом лежал чуть в стороне у врат, у собственного, маленького терема, словно цепной пес у конуры.

Меня одолела робость. Было очень неловко вламываться в чужой двор без приглашения. Нам на встречу вышла статная дама в тяжелом кокошнике и когда-то красивом расшитом бисером сарафане. Сейчас и от сарафана, и от нижней рубахи остались одни лохмотья. Прорехи обнажали лилейно-белую гладкую кожу.

– Здравствуй-здравствуй, гость дорогой, – улыбнулась она охотнику, блеснув ровненькими, как жемчужинки, зубами. – Долго же ты нас не радовал, в гости не заглядывал. Али дорогу к моему порогу позабыл?

– Что ты, хозяюшка, – разулыбался охотник. – Ради глаз твоих ясных я и с другого края земли бы пришел, да дела неотложные не отпускали, на иных дорогах держали.

– Ох, и льстец же ты, – довольно улыбнулась хозяйка, щуря яркие зеленые глаза, – зачем же сейчас пожаловал?

– Спутнице моей помощь нужна – в зубы нечисти попалась, ядовитые клыки в ране остались. А сам я не лучший целитель.