Волк опустил руку и попытался отдышаться. В груди у него хрипело и клокотало, глаза налились кровью, губы тряслись, словно перед истерикой. Волк слепо нащупал за спиной лавку и тяжело опустился на нее, переводя дыхание.

– Кажется, получилось, – с трудом выдохнул он, все еще не в силах восстановить дыхание. – Теперь я знаю этого духа. Завтра ночью я изгоню его, – он поднял на меня больные глаза, слабо улыбнулся. – Прости, я должен был раньше... Но теперь я знаю, что смогу, что точно тебя спасу.

Я с трудом приблизилась к нему. У меня не было тела, не было рук, но я коснулась волос волка, мыслью, эмоцией – неважно.

– Мы справимся.

– Да, – кивнул он, не открывая глаз. – Скажи, чтобы не будили, чтобы я не успел передумать. Я буду спать до заката.

Теперь уже моя очередь была сидеть в изножье кровати и без слов напевать колыбельную. Тело не шевелилось, словно дух уже навсегда покинул его, но я чувствовала, что он жаждет реванша всем своим яростным существом.

Служанки, сунувшиеся днем с плошками супа, ощутили мое присутствие. Стоило мне беззвучно зашипеть в их сторону, как они догадливо шагнули назад, за порог, унося никому не нужную еду.

Весь день я настороженно прислушивалась к дыханию волка. Как бы он сам, с непривычки, не стал жертвой для другой твари. Но спал он глубоко и спокойно.

На закате он открыл глаза, как по будильнику.

– Мне понравились твои колыбельные, – улыбнулся шаман, садясь на кровати. Я с легким недоумением всмотрелась в его лицо: мне упорно казалось, что оно изменилось, стало неуловимо другим, хотя черты и остались те же. Только немного отстранившись я поняла: он повзрослел. За один день угрюмый мальчишка превратился в серьезного молодого мужчину. Мелкие морщинки залегли в уголках глаз и между бровей, нос стал острее, а губы тоньше. Но главное отличие было в выражении глаз. Так не смотрят дети, уверенные в своей избранности, нетаковости и гордящиеся ею. Так смотрят взрослые, осознающие свой долг и достойного несущие его.

Волк встал, нервно почесывая костяшки пальцев, сосредоточенно осмотрелся. Солнце только-только скрылось за высоким частоколом, его последние лучи еще высвечивали брюхо далекой грозовой тучи. Но над теремом еще было ясно, на бархатном небе посверкивали далекие звезды, а луна только-только поднималась над лесом.

Дух снова вернулся в мое тело, но пока едва шевелился, заново привыкая к нему. Волк без усилий подхватил его на руки, не обратив внимания на слабые попытки сопротивления.

– Этот дух связан луною и черпает из нее силы, – пояснил он мне, – Сегодня пик его силы, но и изгнать его можно только сегодня.

Мы вышли в сад. Ночью он производил угнетающее впечатление, словно его вечное лето длилось только в светлое время суток. Сейчас деревья стояли голые, только на дубах еще оставались сухие сморщенные листья. Из-под ног раскатывались мелкие полусгнившие яблоки. Ночью здесь царила осень, как и во всем лесу, словно солнечная магия царицы покорно отступала. Интересно, огромные цветы и спелые яблоки были иллюзией?

Шаман остановился у небольшого озера, идеально круглого, с темной неподвижной водой. Осторожно опустив мое тело на землю, он шагнул в воду, зашел по пояс, и когда исчезли расходящиеся круги, прямо перед ним серебряным блюдом замерло отражение полной луны. Тварь вяло шевелилась, словно опутанная цепями, пыталась уползти от воды. Я следила за ней, как и раньше, со стороны, но уже чувствовала и холодную землю под руками, и колючие травинки, впивающиеся в кожу, и ткань сарафана, спутавшую ноги. Жаль, поделать все равно ничего не могла – дух все еще был слишком силен.

Волк заговорил. Мне все казалось, что вот-вот я пойму его язык, узнаю слова и разберу их, но чем сильнее я вслушивалась, тем больше они сливались в неразборчивый гул, в котором угадывались и шум волн, разбивающихся об изрезанный фьордами берег, и шепот столетних сосен, и вой зверя. Я не могла понять, просит шаман или приказывает. И кому, если тварь лежит за его спиной, бессильно царапая землю?

Луна на глади озера вздрогнула, поднялась огромным пузырем и лопнула, оставив в воздухе сияющую сферу, похожую на шаровую молнию. Шаман требовательно протянул к нему ладонь, и свет покорно опустился ему в руку.

И тут мое тело выгнулось дугой в беззвучном вопле – откуда только силы взялись! Дальнейшее напоминало экзорцизм, как его принято представлять в христианстве. Дух не желал оставлять уже полюбившееся ему тело, цеплялся за землю, сдирая ногти до крови, выл и выгибался так, что мне жалко себя становилось – как же у меня потом все тело болеть и ломить будет!

Шаман вышел из воды, поднял над телом светящийся шар, чтобы его мягкое сияние коснулось мучительно искаженного лица.

– Ну и чего ты упрямишься? – устало вздохнул волк, с жалостью глядя на мое тело. – Все равно ведь выгоню, убирайся лучше сам, пока по-хорошему просят.

Яростное рычание было ему ответом.

Чем ярче разгорался свет в руке шамана, тем отчётливее я ощущала своё тело. В глазах начало двоиться и темнеть – это я видела мир с двух точек: с земли, своими глазами, деля тело с яростным духом, и со стороны, откуда я привыкла наблюдать за миром в последние три дня.

Это была и моя битва. Глупо надеяться, что шаман попляшет с лунным шаром вместо бубна вокруг моего извивающегося тела, и все сразу станет хорошо: дух изойдет прочь, раны заживут, а я тотчас встану целая, невредимая и полная сил. Нет, я должна была сама сражаться за свое тело, за свою жизнь, не надеясь ни на кого другого.