Сейчас я ощущала такое же бессилие. Очень не хватало подсказок, как в какой-нибудь игрушке – куда идти, с кем говорить, что искать. Даже покопавшись в памяти, я вспомнила лишь сказку о сером волке, где тот помогал Ивану-Царевичу (хотя скорее всего, все-таки дураку) украсть то коня, то красну девицу. Вот только мне мой серый волк вряд ли поможет – сам голову ломает.

Когда я попросила у Василисы карту Навьего царства, она воззрилась на меня с таким непониманием, словно речь шла о смартфоне с GPS-навигатором. Вот и оставалось снова идти куда глаза глядят – на восток.

Честно говоря, мне не хватало охотника. Я уже успела привыкнуть к его манере ненавязчиво заботиться о своих спутниках, с усмешкой рассказывать об опасностях леса, о самых чудовищных его местах. После его байки о грибных полянах, затягивающих неосторожных путников под землю, где их оплетала грибница и высасывала все соки, я с испугом и недоверием присматривалась к редким поганкам и опятам.

На лесные ягоды я начала подозрительно коситься после истории о селянке, набравшей в лесу отборной, крупной черники и приготовившей для домашних праздничный пирог. Вот только вся семья ночью слегла с судорогами и рвотой: лес заморочил девушку, затуманил ей взгляд, подсунув вместо черники вороний глаз. Охотник хмыкал, мол, дура-баба сама все спутала, а на лес валит, но потом серьезно добавлял, что жители лесных селений учатся различать ягоды раньше, чем ходить.

Я не знала, что из рассказов охотника правда, а что выдумка – под сенью узловатых старых деревьев легко верилось и в то, и в другое. Может, у охотника и о Жар-Птице была наготове подходящая сказка, только он не успел нам ее рассказать.

С рассветом мы двинулись дальше. На редких перекрестках приходилось останавливаться и сверяться со сторонами света: один раз дорога уже вильнула, едва не уведя нас обратно к золотому царству. Мне постоянно казалось, что мы и так ходим по кругу, я даже задумалась о том, чтобы оставлять на деревьях отметки. Только вот над тропой нависали такие зловещие гиганты, что у меня рука не поднималась даже царапнуть кору, не то что отодрать ее кусок.

Череп изредка пощелкивал челюстью – это из чащи к тропе подходили хищники, изредка мы видели блеск их глаз в густой тени деревьев. Обычно, лесные твари предпочитали с нами не связываться: то ли не были голодны, то ли чуяли в шамане хищника, то ли в принципе не питались людьми. Если какая-то особо смелая или голодная тварь и пыталась выползти на тропу, череп пригвождал ее к земле горящим взглядом, а мы уходили оттуда чуть ли не бегом, стараясь оставить запах паленой плоти далеко за спиной.

Больше меня пугало, когда череп начинал так щелкать зубами, что чуть ли не спрыгивал с посоха, а вокруг не было ни одной твари, словно опасность окружала нас со всех сторон. Пару раз из-за этого нам приходилось спешно искать другую дорогу.

Постепенно тропа уводила в холмы, деревья-великаны сменялись чахлыми карликами, прижатыми к земле.

– По-моему, – не выдержала я, когда местность стала гористой и безжизненной, только мох и чахлая серая трава кое-где пробивались между камней, – мы идем на север.

– Похоже на то, – кивнул волк, принюхиваясь. Его руки все еще чесались и кровоточили, и он, чтобы не смущать меня неприятным зрелищем, заматывал ладони в полу плаща.

– Но почему мы на севере, если шли на восток?!

Моё раздражение можно было понять. Мы столько сил тратили на то, чтобы выверить направление, а в итоге все равно сбились и отклонились в сторону.

– Какая разница, где искать Жар-Птицу? Если мы пришли на север, то почему бы не поискать на севере?

Мне было нечего ему возразить. Может, нас сюда действительно привела судьба, и Жар-Птица где-то совсем близко, но холодные безжизненные скалы, заросшие мхом и ягелем, никак не вязались у меня с представлением об огненной птице.

Череп снова задергался, неуверенно клацнул зубами.

– Ну что еще? – почти взвыла я. Мне нестерпимо хотелось выместить хоть на ком-то свою усталость и неуверенность. Если бы к нам рванула какая-нибудь хищная нежить, я бы ликовала, с темным удовольствием наблюдая, как будет шипеть и поджариваться ее плоть под огненным взглядом оберега.

С вершины одного из холмов посыпались мелкие камушки, спустя десяток секунд за их шорохом мы расслышали звук шагов, словно кто-то с трудом спускался, боясь скатиться с крутого склона. Я задрала голову и прищурилась, сморгнула выступившие слезы – меня слепил даже блеклый свет северного солнца, и разглядеть я смогла только черный силуэт на темно-сером камне.

Охотник соскользнул на тропу и с трудом выпрямился, опираясь на копьё водяницы.

– Что вас сюда завело? – сипло спросил он, пытаясь отдышаться. – Почему вы ушли из золотого царства?

Я смотрела и глазам своим не верила. Охотник, всегда спокойный и непоколебимый, легко проходящий над самой топью и сквозь самую темную чащу, не боящийся ни тварей лесных, ни навьих духов, выглядел хуже мертвеца. Под глазами залегли черные тени, из-за чего бельма казались молочно-белыми, почти светящимися. Его лицо осунулось и заострилось, да и стоял охотник как-то неуверенно, почти весь свой вес перенося на копье.