Сегодня можно говорить о двояком понимании дихотомии экспликация – импликация. С одной стороны, эти явления рассматриваются учеными в качестве одной из техник понимания текста, которая, следовательно, используется лишь при интерпретации сообщения, но не при его создании (на это указывает, в частности, Г. И. Богин, см. [Богин – Интернет]). С другой стороны, экспликация и импликация функционируют и как средства текстопостроения, сознательно применяемые автором для того, чтобы в дальнейшем обеспечить наиболее корректную, с его точки зрения, интерпретацию текста: [Макеева, 2000: 19–20; Колодина, 2002: 16] и др. По-видимому, не будет ошибкой принять к рассмотрению обе точки зрения: экспликация и импликация, безусловно, используются и отправителем, и получателем сообщения, однако стоит подчеркнуть, что далеко не всегда это происходит с их сторон сознательно. В процессе текстопорождения автор нередко действует интуитивно (что особенно характерно для применения импликации), неосознанно закладывая в произведение некие дополнительные, скрытые смыслы, которые обнаруживаются лишь позднее, уже при толковании текста. Вообще возможность разных трактовок одного художественного произведения объясняется именно тем, что любой художественный текст тяготеет к широкому использованию импликации (ср.: «…хороший художественный текст, в отличие от текста научной прозы, ориентирован на преобладание не экспликационности, а, наоборот, импликационности» [Богин – Интернет (a)]).

Применительно к тексту стихотворному можно также говорить об особой роли импликации при создании определенного (или усилении имеющегося) настроения, ощущения или эффекта. Так, например, в качестве импликативной формы сообщения может выступать выбранный размер, в звучании которого, в силу его ритмической природы или традиции, заложена та или иная смысловая компонента. Очевидно, что такая связь может восприниматься интуитивно, но она не может быть выявлена и обоснована без специальных стиховедческих знаний, а потому ее нельзя назвать эксплицитной (подробнее об этом см. [Гаспаров, 1999]). Напротив, неожиданные ритмические перебои и другие отступления от заданного размера становятся значимыми, маркируя данный текст по сравнению с его нейтральным, немаркированным вариантом.

Имплицитно осуществляется и один из важнейших этапов порождения стихотворного текста – размещение в его пространстве смысловых узлов, определение ключевых эпизодов. Отметим, что значимым здесь становится не только фактическое включение, но и взаимное позиционирование смысловых единиц в пространстве текста, расположение того или иного эпизода, который, в соответствии с авторской интенцией, может играть служебную (дополняющую, поясняющую) роль или же, напротив, занимать одну из «сильных позиций».

Термин «сильная позиция текста» был введен и обоснован И. В. Арнольд, впервые сформулировавшей идею значимого позиционирования высказывания в пространстве текста в рамках стилистики декодирования. «Смысл текста не является суммой смыслов составляющих его единиц, зависимость между ними значительно сложнее, и место тех или иных единиц в предложении влияет на их значение», – отмечает ученый [Арнольд, 1973б: 23], далее утверждая, что расположение любой единицы в тексте может рассматриваться в качестве его сильной или слабой позиции. Сильная позиция, которой в дальнейшем будет уделено намного больше внимания со стороны ученых, нежели слабой (см., в частности, [Москальчук, 2003: 38–49]), представляет собой один из типов выдвижения, понимаемого как «специфическая организация контекста, обеспечивающая выдвижение на первый план важнейших смыслов текста <…> как сложной конкретно-образной сущности» [Арнольд, 1973б: 24]. Среди основных функций выдвижения И. В. Арнольд называет установление иерархии смыслов, фокусирование внимания на самом важном, усиление эмоциональности и эстетического эффекта, а также обеспечение связности текста [Там же].

Элементы сильной позиции – а ключевыми из них мыслятся заглавие, эпиграф, начало и конец текста – выделяются на основании расположения в тексте и характера передаваемой информации, взаимоотношения с текстом, грамматической структуры, наличия или отсутствия аллюзий, сочетаемости с другими типами выдвижения и оформления границ [Арнольд, 1973б: 31]. Особо отметим такой фактор, как психология восприятия: так, например, заглавие и эпиграф, будучи визуально обособленными от основной части стихотворного текста, априорно, уже благодаря своей позиции сосредоточивают на себе повышенное внимание реципиента.

Оговоримся, что важную роль в тексто- и смыслопорождении играет не только деление текстового пространства на более и менее значимые эпизоды, но и возникающие между ними внутритекстовые корреляции. Последние зачастую составляют каркас текста и произведения в целом; нередко именно в характере этих связей скрыт ключ к пониманию произведения, «зашифрована» его генеральная идея и т. д. Более подробной теоретической разработке этого вопроса мы надеемся посвятить параграф 1.2.2 настоящего исследования.

Общеизвестно, что минимальный отрезок речевой коммуникации как процесса передачи определенного сообщения, или «мысленного содержания» [Ахманова, 1966: 201], предполагает наличие по меньшей мере трех звеньев: отправителя, или продуцента сообщения; его получателя, или реципиента; а также самого сообщения как ключевого звена коммуникации [Якобсон, 1975: 198]. В том случае, когда роль передаваемого сообщения выполняет художественный текст, коммуникация не может быть сведена лишь к его порождению и восприятию: здесь имеет место двусторонняя и двунаправленная связь текста как с отправителем (процесс порождения), так и с получателем (процесс восприятия и интерпретации).

С одной стороны, даже после того как произведение формально завершено, процесс смыслопорождения нельзя считать завершенным. Текст всегда нуждается в дальнейшей интерпретации, поэтому далее вступает в финальную стадию акта коммуникации – стадию восприятия и толкования. Здесь происходит дополнительное смыслообразование, своеобразное «достраивание» смысла получателем сообщения. Таким образом, зафиксированный в графике текст, несмотря на всю свою кажущуюся статичность и завершенность, являет собой динамическую сущность и должен изучаться (и восприниматься) в развитии.