Шрифт:
– Клайд?
– Да.
– Гилберт. Зайди.
Короткие гудки. Что-то мой дорогой братец иногда слегка переигрывает, мне кажется. Втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, не думаю, что речь пойдет о производстве. Пишу ещё одну записку Ольге, она подробнее, я не знаю, когда сюда вернусь, а скоро гудок. Скидываю ей и быстро выхожу из цеха, дорогу к кабинету Гилберта я уже знаю, хотя внутри ещё не бывал. Табличка 'Гилберт Грифитс. Секретарь'. Два удара в дверь.
– Войдите.
Холодный жёсткий голос. Открываю дверь и не торопясь захожу, оглядываюсь. Неизменное окно на реку, много полок с книгами и конторскими журналами. Солидный двухтумбовый стол тяжёлого темно-коричневого дерева. Гилберт стоит у окна и смотрит куда-то на тот берег реки. Терять даром время он не стал.
– Клайд, речь пойдет не о производстве, с этим все ясно.
Подхожу к столу и кладу руку на спинку стула.
– Позволишь сесть, Гилберт?
Он кивнул и сам сел напротив меня, сцепив руки и устремив мне в лицо пристальный взгляд.
– Гилберт!
– Слушаю.
– Что ты с ним сделал, ты, чудовище?!
– Сондра, почему ты позвонила мне? Что я мог с ним сделать, с твоей тенью, с твоей верной собачкой...
– Замолчи!
– И повесить трубку?
– Нет... Нет... Подожди... Гил, я не...
– Что случилось, Сан? Где ты сейчас?
– На Двенадцатом, я только что получила письмо. Я прочитаю тебе...
Гилберт снял с шеи цепочку, на которой висел ключ, им он открыл ящик стола, повозился внутри, открывая ещё что-то. И молча положил передо мной смятый листок бумаги.
– Читай.
Осторожно беру, расправив его. Резкие, словно изломанные страданием буквы, слова.
'Пора прекращать эту затянувшуюся ошибку. Мою, не твою. Гилберт.'
Очень медленно кладу письмо на стол, по спине прокатился озноб. Чем-то очень мрачным повеяло от этой короткой строчки.
– Это письмо я написал ей за полгода до твоего появления здесь. Помнишь мой рассказ о ее первом пудельке?
– Помню, Гил. Рассказ был о тебе.
Он дёрнул уголком рта, услышав это, кивнул.
– Обо мне. Теперь же ты написал ей практически такое же письмо. Как, Клайд?
– Что?
– Как так могло получиться?
Я шумно вздохнул, переводя дыхание. Оглянулся.
– Что ты ищешь?
– Гил, выпить есть? Такой, знаешь, симпатичный гранёный графинчик, а в нем односолодовый лет двадцати...
Братец удивлённо приподнял брови, подумал... И поставил на стол помянутый сосуд, вытащив его откуда-то снизу, рядом звякнули два стакана толстого стекла. Приглашающий жест.
– Я не знаю, Гилберт. Просто совпадение. Она играла с тобой... Потом со мной...
– Прочитав письмо, она решила, что я тебе рассказал о нашем прошлом и показал это.
Он кивнул на листок, все ещё лежащий на краю стола. Я придвинул его ближе к Гилу.
– Почему оно оказалось у тебя?
– Она вернула его тогда, кинула в лицо на глазах у всех, со смехом. Смех был сквозь слезы.
– Понятно...
– сказал я, чтобы сказать хоть что-то.
Чуть пригубил холодный жгучий напиток, Гил задумчиво смотрит на свой стакан, не отпивая.
– А мне не понятно, Клайд.
Молчу. Мой черед смотреть на игру темного напитка.
– Ты ведёшь себя... Не как Клайд.
Последние слова он выговорил с усилием. Я приподнял брови, скрывая за этим секундное замешательство. Сердце заколотилось... Не молчать.
– Но я - тут.
Он усмехнулся, небрежно махнув рукой.
– Это ты можешь сказать бедняге Лигету или...
Гилберт осекся и широко раскрыл глаза.
– Вот оно что... Если кто и знает ответ, так это...
Острие карандаша упёрлось Гилберту под подбородок, медленно нажало. Глаза в глаза. Он застыл, не мигая. Не дыша. Мой тихий голос.
– Убью. Прямо сейчас. Тихо выйду отсюда и мы с ней успеем покинуть город до того, как кто-то чтo-то сообразит. Понял? Если да, мигни.
Веки медленно опускаются. Карандаш не двигается.
– Роберта - неприкосновенна. Ни слова, ни звука, ни вопроса. Нигде. Никем. Никогда. Понял?
Движение век повторяется.
– И, да - она знает ответ. Она смотрит прямо в душу, Гил. Понимаешь, о чем я?