Я думал о памяти. Точнее, о памяти игроков. Если они проживают десятки жизней в этом мире, будут ли они помнить все после пробуждения? И вообще интересно, как это все реализовано. Они заходят в игру, теряют память и получают взамен игровую на текущий момент? Или они оцифрованы? А вдруг и я, это не я, а цифровая копия? А вдруг мы все давно мертвы? Вообще, страшно как-то стало. И чем больше я об этом думал, тем более неутешительные выводы делал. А может вообще все зря, и от сюда нет выхода?

– От тебя повеяло грустью, – заметил Ростислав. – Почему?

– Да так, размышляю о бренности бытия.

– Если хочешь, могу забрать твою грусть, – сказал он и учтиво протянул мне руку.

Я на него опасливо покосился, спрятал руки за спину.

– Нет уж, спасибо. Как-нибудь обойдусь, – ответил я.

Тем временем тропинка наконец-то вывернула из лесу, мы вышли к обширным колосистым полям. Поля делились на сектора, и издалека казалось, что кто-то расстелил огромное полотно, сшитое из разномастных лоскутов. Вдалеке виднелись то там, то здесь фермы. На холмах пасся скот; бараны, коровы, козы. Я вздохнул полной грудью. Хорошо здесь! Почему-то вспомнился дед Лешка. Книги я ему так и не передал. Даже не смотря на то, что после переигрывания мы с ним вроде, как и не знакомы, все равно эта просьба не выходила у меня из головы.

– Фермерские угодья, – объявил Ростислав. – за ними Бесконечная река, перейдём реку и мы на месте.

– Далеко еще, – заметил я, окинув взглядом широкие поля.

– Ну, половину пути мы точно прошли.

– Ладно, идём, меньше разговоров, – ответил я и уверенно зашагал прямо через ржаное поле. Ростислав поспешил за мной.

Несколько раз по пути нам попадались фермеры, они с неприкрытым интересом разглядывали меня, о чем-то шептались, и я на удивление даже не злился. Похоже, я уже стал привыкать к такому вниманию.

Наконец миновав последний фермерский дом, мы взобрались на холм, и внизу показалась широкая река, аккуратный бревенчатый мост через неё, а за рекой молочная стена Божественного барьера.

– Вот, почти пришли! – напряжённо ответил Ростик, он, похоже, занервничал.

– Как звать её будешь? – спросил я, бодро зашагав к мосту.

– Мысленно, – едва слышно ответил он.

– М-м-м? – я удивлённо обернулся и уставился на вампира. – Издеваешься?

– Нет, вовсе нет. Я воспользуюсь телепатией. Она должна услышать, вот только откликнется ли? Ведь она богиня, а кто я такой? Никчемный смертный, которого даже на службу к графу не берут, – и Ростислав горестно вздохнув, драматично закатил глаза.

– Ладно, давай без личных трагедий. Ближе к делу. Ты позовешь Лиаду мысленно. Так?

– Так? – кивнул Ростислав, напряжённо таращась на Божественный барьер.

Мы уже почти подошли к белой стене, Ростислав осмотрел ее, выдохнул и, закрыв глаза, вскинул руки к небу. Лицо его исказило от напряжения, он весь затрясся. Он так усердствовал, что мне даже показалось, что сейчас наверняка произойдет нечто невероятное. Ну, там, рухнет барьер, ну или на худой конец, взлетит в небо фаербол. Но вместо этого Ростик обессиленно опустил руки и с видом побитой собаки уставился на меня.

– Ну?! – от нетерпения я едва не схватил его и не затряс за грудки. – Ну, говори же!

– Она не отвечает! – обречённо воскликнул он.

– Так, давай без истерик и по порядку. Для начала – ты уверен, что обладаешь этой своей телепатией?

– Уверен. Все вампиры обладают телепатией и эмпатией.

– Ладно, – кивнул я, – а что именно ты ей говорил? Дословно, пожалуйста.

– Ну, говорил: Лиада, матерь наша, взываю к тебе, услышь. Явись нам.

Я недоверчиво посмотрел на него, засомневавшись в его адекватности.

– Ты серьезно? Ты дух Наполеона вызываешь? Если бы ты так меня завал, фиг бы я к тебе вышел, – скривился я. – Попробуй заинтересовать. Расскажи, обо мне, скажи, что у меня есть разговор. Скажи, что я странный, через барьер хожу, особенный, да что угодно скажи, но заставь её выйти.

– Хорошо, попробую, – нервно мотнул головой Ростик и зачем-то взлохматил свою и без того пышную шевелюру.

Он снова закрыл глаза, напряженно скривился и возвёл руки к небу так, словно намерился пробудить стихию и обрушить на наши головы ливень. А когда он ещё и трястись начал, мне едва удалось сдержать рвущийся наружу хохот.

Затем он снова обессиленно опустил руки и с ожиданием уставился на барьер. Я тоже повернулся и стал ждать. Время тянулось медленно, мы стояли молча и глазели на белый туман как два идиота.

– Ну что, ответила она тебе, – решил спросить я.

– Нет, но мне показалось, что она слушала, – многозначительно кивнув, ответил Ростик.

Мы так простояли часа пол, наверное, но совершенно ничего не происходило. Я укоризненно поглядывал на Ростислава, постепенно начиная закипать, а тот, избегая моего взгляда, продолжал пялиться на барьер.