Скинула полусапожки, пальто прямо там посередине коридора и почему-то на неверных ногах пошла в кухню, к холодильнику. Кир звонил раз пять, я к тому времени почти не отрывалась от бутылки вина. Хуйня. Но покрепче не было.

Не было мыслей, не было плана действий. Меня просто швыряло из крайности в крайность. Хотелось взвыть и набрать Лисовскому, умоляя и оправдываясь, хотелось рассмеяться и набрать ему же, и рассказать какая же он тварь, повернутая на своем бизнесе.

К половине второй бутылке к одному какому-то решению я не пришла и тупо дымила сигаретой в приоткрытое окно на подоконнике. Снег валил. Наверное не растает.

Прекрасные, сука, мысли в такой момент. Воистину прекрасные. Брат звонил еще пару раз. Кабы не приперся. Пошла за телефоном.

Сидела на подоконнике, болтала ногами и допивала вино, глядя на смс от брата и думая как же мне на него ответить:

«Але, Ксю, трубку возьми! Что случилось??? Какой иск?? На кого???»

Раза три набирала какую-то лабуду и стирала. В итоге написала, что я тупая и документы перепутала пока дома завал разбирала и подумала что опять на меня иск подали, а это старое заявление оказалось. Кир написал, что я идиотка и он тогда едет домой, а не ко мне.

Слава богу.

Я уже решила вскрыть вторую бутылку, когда телефон снова зазвонил, я бросила взгляд на экран и у меня упало сердце. Взяла почти сразу, со второй попытки попав в значок приема вызова.

– Выйди. – Голос прохладен и неэмоционален.

– Зачем?- а мой предательски дрогнул.

– Мне подняться за тобой?

– Сейчас выйду.

Вышла. Села в салон, где витал запах виски и атмосфера арктической стужи, болезненно ударившая по моим рецепторам и заморозившая эмоции к хуям. Я впервые в жизни поняла, что я боюсь человека. Молча ведущего машину, с абсолютно непроницаемым лицом. Это не передать. Я сижу рядом и меня мелко колотит, потому что жуть берет только при одном взгляде на его ровный, четкий профиль. То ли вино взыграло, то ли блок его веяния был сброшен. Но я громко и с чувством велела остановить. Естественно, проигнорировал.

Метнул взгляд, от которого все сжалось внутри. Ненавидел. Он меня ненавидел, это отчетливо читалась в тенях его глаз. И от этого стало очень больно. Открыла окно, отвернулась, закурила. В моей скудоумной башке стучало только одно – нельзя плакать. Интуиция подсказывала, что он сейчас в таком состоянии воспримет это исключительно как попытку манипулировать собой и неизвестно чем тогда все закончится. Он же мне не верит. Он думает, что я его… предала.

Приехали. Почти центр города и у меня сперло дыхание, когда я увидела вывеску.

– Пошли.

Пошла. Не знаю зачем. Внутри этого «мужского спа-салона» было тихо и красиво. Девушка -дминистратор прикрытого борделя белозубо улыбнулась при нашем появлении. Лисовский назвался и она кивнула на лестницу за своей спиной, сказав, что «девочки сейчас подойдут». Я спотыкнулась. Встала как вкопанная, с неверием глядя в его широкую спину. Он обернулся и… усмехнулся. Дернул меня за локоть, заставляя идти за собой мое помертвевшее тело.

Я не верила. Я не верила когда он толкнул дверь и рывком втянул меня в комнату, где элегантность интерьера скрадывал пошлый красный полумрак из подсветки на потолке.

Я не верила. Все еще не верила, глядя на него, упавшего на широкий диван и с удовольствием вглядывающегося в мое лицо.

Я не верила. Не поверила даже тогда, когда после стука вслед за девушкой-администратором вошли пять полуголых жриц любви и как в тех ебучих избитых фильмах, по всем стандартам и шаблонам остановились прямо напротив расслабленного Лисовского, прицокнувшего языком и довольно осматривающего шлюх перед собой.

Он перевел взгляд на меня и улыбнулся:

– У тебя же идеальный вкус. Выбери мне.

И сколько агрессии в голосе. Скрывающей боль.

Но я не предавала!

Не предавала…

Ром, я тебя не предавала… За что ты так, сука?..

Слезы в глазах и моя злая усмешка, душащая истерику и отчаяние. Я знала, на что иду. Знала, что это не благородный принц. Что это зверь, отвечающий безумной силы агрессией, когда...

«Агрессия, когда больно».

«Копают глубоко. Ответ на поверхности».

Сердце замирает болезненно и изнутри наконец прорывается злость, заслоняющая, затмевающая все. Усмехаюсь, глядя в его глаза и послушно скольжу взглядом по идеальным полуголым телам. Останавливаюсь на миловидной брюнетке.

– Эта. – Кивком в ее сторону.

– Уверена?

Сдерживаю судорогу в мышцах лица и свое отчаянное яростное рычание. Хочу сказать что-то паскудное, резкое, злое, вместо этого почему-то тихим шелестом с губ:

– У нее ногти подстрижены. Ты не любишь следов.

– Пошли вон.

Краткий, емкий, безапелляционный приказ. Стою. Смотрю, как уходят, как закрывается за ними дверь. Мой шаг к двери.

– Стой.

Сбиваюсь, хочу подчиниться, но слишком… Лисовский, это правда было слишком… Новый шаг.