Граф Моурт никогда не был мастером светских бесед, а рядом с принцессой Леймой так и вовсе дар речи терял. Вот и сейчас Бернис и Её Высочество долго сидели в гробовой тишине. Она, Лейма, устроилась в мягком кресле и вышивала на белом сукне разноцветный узор. Густые, смоляные волосы принцесса собрала в длинную косу, что чёрной змеёй падала ей на грудь. Точёное тело покрывало белое платье с глубоким вырезом от шеи и до...

Бернис вдруг поймал себя на мысли, что уже долго таращится на выдающиеся прелести принцессы, встрепенулся и тут же поднял глаза. Лейма встретила его взор снисходительной улыбкой, большие, цвета морской волны, глаза лукаво щурились, прожигали насквозь душу графу.

Она точно всё видела, точно всё поняла!

Бернис вдруг покраснел и опустил глаза к полу. Стыдливый жар прошёл по щекам, спустился до шеи и разошёлся дрожью по телу. Лейма на то лишь звонко хихикнула и продолжила вышивать. Неловкое молчание слишком уж затянулось - в мыслях Берниса, конечно - потому воин решил немного разрядить обстановку:

– Прекрасная птица, Ваше Высочество! Я ещё не встречал столь искусной работы!

Лейма оторвалась от полотна, снова взглянула на Берниса и громко захохотала, пустые коридоры подхватили её голос и звонким эхом разнесли по дворцу. Немного отсмеявшись, Её Высочество всё-таки пояснила:

– Хи-хи, Бернис, вы такой милый! Но это вовсе не птица. Это огненный феникс, который сгорает в белом пламени Той Стороны, чтобы снова возродиться из пепла былой чистотой и невинностью.

"Вот же тупой сын храса!.. Надо же - птица!.. Да кто меня вообще за язык тянул?! Снова выставил себя идиотом!" - всё больше краснея, думал Бернис, в то время как Лейма продолжала говорить:

– Наша семья, точно этот феникс - сгорает в огне бунта и предательства, чтобы очистить свой дух и вернуть дому честь, попранную отцом.

Голос Леймы немного дрогнул, глаза заблестели, но она быстро отвернулась, смахнула слёзы и спустя удар сердца её лицо снова приняло былые черты, не оставляя даже тени от мимолётной слабости. "Сильна духом, как её брат, достойна трона, достойна верности - достойна жизни, если придётся!" - думал Бернис, не в силах оторвать взор от принцессы.

– Милый Бернис, как вы думаете, когда уже всё закончится?
– продолжала Лейма.
– Корнис говорит, что осада дворца может затянуться. Вы с ним согласны?

Сказать по правде, Бернис такого не ожидал. В тот миг воин предпочёл бы снова стоять на стене, снова сражаться хоть с бунтарями, хоть с варварами Великой Степи... да хоть с бостовыми монстрами - лишь бы уйти от ответа, лишь бы оградить милую деву от горестной истины! Благородная честь не терпит ложь, не приемлет обман! Но как же Бернис может сказать правду сейчас? Где взять силы и мужество, чтобы лишить любимую Лейму последней надежды?

Эйфория после первого штурма быстро сменилась тяжкой обречённостью. В следующую седмицу защитники отбили ещё три ленивых атаки. Бернис ясно видел, что бунтари бьют не в полную силу, что Тортовы псы лишь изматывают доблестных стражников. Но даже так скромная армия защитников таяла на глазах, тела убитых пришлось складывать в другом зале, а раненные заполонили почти все пустующие дворянские покои. На стене появились серьёзные прорехи, а подносить припасы и вовсе стало некому. Пришлось поработать и придворным дамам. Многие из них ухаживали за битыми бойцами, а некоторых и вовсе нарядили в мужские платья и дали им в руки оружие.

Лейма тоже рвалась на стену. Характер у Её Высочества был не сахар, потому Корнису пришлось выдержать ещё одну схватку, отговаривая сестрицу от глупостей. Дошло до того, что Корнис пригрозил запереть принцессу в покоях, если она покажется на дворе. С того дня Лейма пропадала в лекарских палатах, ухаживала за раненными бойцами, лично промывала и обрабатывала их раны.

Вот уже два дня никто не пытался влезть на замковые стены. Многие воины воспрянули духом, поверили в трусость врагов и скорую победу, но славная передышка была лишь отсрочкой погибели. Бунтари затаились, выстраивая снаружи смертоносный заслон. Под дворцовыми стенами мятежники уже успели собрать десятки осадных катапульт, и с каждым крамом орудий становилось всё больше. Даже страшно представить силу их совместного залпа, видно, предатель Легис Торт решил развалить дом Поющего Эллы до основания.

Пауза слишком затянулась, но Бернис так и не нашёл нужных слов. Видно, все печальные мысли проступили у воина на лице, потому как Лейма продолжила сама:

– Милый Бернис, да не волнуйтесь вы так! Я ведь уже не ребёнок и прекрасно знаю, в какой мы беде! Просто... знаете?.. мне лишь хотелось услышать что-нибудь ободряющее.

– Я никому не позволю причинить вам вред! Моя жизнь, мой клинок и моё сердце - навеки ваши!
– Выпалил граф на одном дыхании.

– О Бернис!
– разочарованно проговорила принцесса, опуская глаза и прикрывая лицо ладонью.
– Прошу вас, не нужно! Мы выросли вместе, и я... очень люблю вас, но... кхм... лишь как старшего брата!
– Продолжила она виновато.
– Мне очень больно говорить вам такое, поверьте, но я не в силах совладать с сердцем. С раннего детства я знала, что меня выдадут по расчёту. Это мой долг, и я с тем смирилась. Но, хотя бы сейчас, на пороге смерти, я желаю разрушить золотые оковы и прийти на суд Керита свободной.

Она замолчала и в зале снова повисла неловкая тишина. Что Бернис, что Лейма очень смутились, похоже, граф в эту хиску полюбил принцессу ещё пуще прежнего, но говорить о том больше не собирался.

Слава Кериту, в зал вбежал запыхавшийся вестовой и скрасил неловкость:

– Сир, поспешите! Началось!

Переспрашивать о чём речь Бернис не стал:

– Останься с Её Высочеством! Береги её жизнь ценою своей!
– Вскрикнул граф, подскакивая с кресла и убегая во двор. Уже в коридоре Лейма остановила его взволнованным окликом. Бернис замер, медленно обернулся, пытаясь унять горячее сердце.