Времени там было проведено изрядно, и больше всего волновавший полковника вопрос, снова встал ребром. Нельзя провести внутри закрытого, пусть даже и трижды защищенного и наполненного едой и питьевой водой помещения столько лет и не повредиться умом. Может быть, прием лекарств и важность цели уберегли остатки рассудка.

… темно, очень темно. Так бывает только под землей, под десятками метров земли и породы. Искусственное освещение выключено и только лампочки на мониторах мерцают. Зачем уходить отсюда? Тут можно провести целую жизнь и так и не познать тягот и лишений, не влезть в очередную бандитскую разборку, не получить смертельную болезнь или порцию радиации, достаточную, чтобы нанести организму вред даже спустя столько времени.

Вахитов сидел в кресле и смотрел на мониторы. Мелькнула тень, кто-то внутри был, но это его тогдашнего совершенно не удивило. Он не тронулся с места, не схватился за оружие, а оно было тут в большом количестве. Так же тут хранился целый кластер энергетических блоков, чего-то такого, что можно было подключить к распределительному щитку. Был даже специальный переходник и наклейка радиационной безопасности, но та собака была без зубов. Облучиться можно только в одном случае. Если вскрыть или повредить корпус, а сделать это без специальных средств было просто невозможно.

Комплекс всплывал в воспоминаниях огромным, в несколько этажей, до которых нужно было еще добраться, и через пару недель он почти восстановился в памяти. Вот только что там было внутри, и почему Вахитов остался только там, а не решил, как все сотрудники, бывшие на своих местах, добраться до города? Что его остановило? Отсутствие родных в прямой досягаемости? Понимание того что когда город накрывает атомная бомбардировка? Тут хоть в лепешку расшибись, но ничего не попишешь. Край ее коснулась области, размолотив в щепу частный сектор, уничтожив памятники архитектуры, что отстояли несколько страшных войн и стало им нипочем. Вахитов наблюдал из своего бункера как на карте одна за другим появлялись мертвые зоны, места где раньше кипела жизнь. Стерли из памяти большой каскад в Петергофе. Позолоченные статуи с рельефными торсами можно теперь увидеть разве что на старых открытках, да и те по большей части сгорели в «буржуйках». Сгинул Пушкин, Царское Село. Досталось ему в тот момент так, что мама не горюй, но памятуя опыт эрмитажных работников, и прочих людей близких к искусству, была слабая надежда что что-то получилось спасти. Крохи, но все-же.

Много, слишком много еще скрывается под медикаментозной пеленой, и восстановится ли, сказать сложно. Там ответы, там тень, живой человек, возможная причина его психологического здоровья, или совсем наоборот. Там лекарства, пища, или разруха и смерть. Что там теперь после бегства? Можно ли вернуть, и стоит ли вообще возвращаться?

Зяма устроился на удивление хорошо. Диво, что до этого в такой просак попал. Как-то договорившись с барменом, а по совместительству и хозяином заведения, Ляксеем, да-да, именно так и никак иначе, он стал местным полотером. Резво носясь по бару, он вазюкал шваброй по замызганному полу, оттирая его от плевков, рвоты, и уж чего греха таить, человеческой крови. Гигиену тут блюли, и потому чистить приходилось все, от дверной ручки, до последнего столика. Был тут свой полотер, но что странно, вдруг куда-то исчез, и на глаза Ляксея попал Зиновий, услужливый и ловкий.

Вахитов подспудно понимал, что такая везуха просто так не приходит, но тут решил закрыть глаза. Зяма четко отработал свое, ну а остальное, совершенно не его дело. Утро второго дня было весьма сумбурным, отходил караван нагруженный неизвестным добром. Почему неизвестным, потому что никому из каравана, кроме самого торговца, знать о грузе не следовало. Было у этого каравана два преимущества. Шел он как раз в сторону Николаева, а по слухам даже именно к нему. Вторым преимуществом было то, что сам хозяин каравана, Зураб, сейчас остро нуждался в бойцах, чтобы сохранить этот свой груз, и потому его вербовщики расположились в зоне найма и вели допрос с пристрастием каждого, кто решил заработать, мог послужить общему делу и желал убраться отсюда.

Это был шанс, шанс хороший. В конце концов, почти наверняка никто из подручных Зураба его теперь узнать не мог. За это время и борода отросла, и одежда поменялась. Сапоги получилось сменить на берцы, потрепанные, но вполне годные, оружие как следует замаскировал изолентой и тряпьем. Волосы стали намного длинней. Можно было попробовать засветиться. Да и потом, не такой уж Ваха и знаменитый, чтобы его портреты на каждом столбе висели. Именно с этими мыслями полковник и пошел наниматься на работу.

– Кто такой? – Посреди большого шатра стояла школьная парта, за которой сидя на табурете, взирал на всех с прищуром и высокомерием, толстый потный мужичонка. Редкие его волосы слиплись на макушке, глаза на выкате и тяжелое дыхание говорили, что нанимателю приходится нелегко, а острый запах перегара сообщал, от какого именно недуга он сейчас страдает. Толстяк то и дело прикладывался к бутылке с чистой водой и вытирал пот с лица. В шатре было еще несколько человек. Это, похоже, были бойцы Зураба. Знакомые рации, ларингофоны, оружие почти новое, да и вид далеко не уставший. Службу несли, но особо не напрягались. Репутация хозяина работала на опережение, так что опасаться было нечего. Ну, кто, в здравом уме и трезвой памяти, решит покуситься на добро и личный состав местного авторитета и властелина человеческих судеб, да еще и на рынке?

Зураб тут ничего не боялся, а вот за пределами своего королевства испытывал откровенный дискомфорт. Наниматель шевелил толстыми губами, записывал что-то в тетрадь, и уже четверо соискателей томились около пустой телеги, стоящей рядом с шатром.

– Я, Ваха. – Полковник решил не врать с самого начала. Чем честнее ответ, тем больше доверие, да и нанимать людей со стороны посадят далеко не дурака. Было что-то в этом толстом потном человеке такое, чего стоило опасаться.

– Ваха, значит. Ствол держать умеешь?