Вахитов пожал плечами. С оружием его внутрь допустили, однако потребовали разрядить и отдать патроны. С сожалением пришлось временно стать совершенно беззащитным. Местные охранники боезапас имели и теперь недружелюбно поглядывали на пришлого, не забыв перевести предохранители оружия в боевое положение.

Взгляд, цепкий и неприятный, заскользил по фигуре Вахитова.

– Где раньше был?

– Да все тут же. По своим делам ходил.

– Врешь, паря. – Толстяк оскалился. – Вот так вот, один и ходил? Не бывает сейчас такого. Кто один, тот давно уже на пригорке процветает гладиолусами.

– Ну, не один. – Легко согласился Вахитов. Снова пришлось говорить правду. – Охранял тут один комплекс, да вот решил отколоться. Там у них свои терки, у меня свои. Мне под их дудку не по нраву плясать. Решил вот пофрилансить.

– Комплекс, значит? – Толстяк сощурился. – Слышал я про комплекс, там вроде народ обитает странный. Сначала ничей был, потом, как будто Зулус пожаловал.

В мозгу вспыхнуло имя. Зулус. Тот самый, к которому топать нужно было. Зачем тогда, коли сам явился. Непонятно, пока непонятно.

– О Зулусе слышал. – Продолжал Вахитов, - не того он поля ягода, чтобы по болотам ножки топтать.

– Верно. – Толстяк довольно расхохотался. – Сказал бы ты, что лучший его кореш, и вместе баланду хлебали, чифирем запивая, я бы тебя тут же и шлепнул.

– А чего мне врать? – Продолжал Ваха, осторожно следя периферическим зрением, как скучают бойцы охранения. Они смотрели на свое руководство, ожидая от него какой-то тайный сигнал, и пока что просто балдели, от ничего неделания.

– Ну ладно, пойдешь на испытательном сроке. – Вдруг подался толстяк. – Ствол свой сдашь в общак. Ствол в компании еще заслужить надо. Будешь за грузом смотреть, чтоб не испортился, да мелкие поручения выполнять.

Дружный гогот охранников больно резанул по ушам. Было в нем что-то очень нехорошее.

Так легко получив работу, Ваха осознавал все ее плюсы и минусы. Его поставили на довольствие, выдали паек, записали в толстую тетрадь и даже снабдили средствами связи, однако автомат забрали под расписку.

– Не мандражируй, старый. – Парень, забравший оружие, выдал расписку, поставив на ней жирную печать и протянул документ Вахе. – Ствол твой пойдет с караваном. Нам неожиданности не нужны. Путь дальний, может еще и заслужишь право, а пока шагай, ручками размахивая. Как время придет, так и ствол твой назад отдадим. На то и документ.

Николаев располагался в неделе пути, и вот за это время платили весьма неплохо. Паек, патроны, репутация. Так же полагался и мизерный процент с груза, если все пройдет нормально, и это по нынешним временам было почти шоколадными условиями. Ваха поспрашивал аккуратно у местных бойцов, что чуть ли не жили на рынке, в поисках шабашки. Караваны уходили и приходили, везли все, от продуктов питания до радиодеталей. Платили нещадно мало, если нанимали со стороны. Как правило, грузы сопровождали уже сколоченные команды, а если и приходил фрилансер, вроде Вахи, то на птичьих условиях и на черную работу. Ни стволов, ни доступа к провианту ему не доверяли, и в принципе правильно делали.

Можно было и не сдавать оружие, но тогда и работа бы мимо прошагала. Таких как Вахитов, взяли еще троих. Морды небритые, взгляды хмурые. Потрепанная одежда и чиненая обувь говорила о том, что парни еще не добрались до вершин карьерной лестницы. Утром караван двинулся прочь.

Три телеги, с какими-то ящиками тащили лошади. Одну из этих лошадок и доверили Вахитову, запретив залезать на телегу, так что пришлось идти рядом с животным. Караван состоял из трех частей. Первым шел авангард, четверо бойцов, держащихся на расстоянии метров в триста. Они осматривали дорогу, сверяясь с картой, и, в принципе, должны были взять огонь на себя, если вдруг что-то пойдет не так.

Дальше двигались телеги. Несколько охранников с оружием шли по флангам, ни на минуту не расставаясь с оружием. Замыкал колонну строй рабов, или тех, кто, почти наверняка, должны были ими стать. Люди, совершенно потерявшие волю, желание жить и сопротивляться, скованные одной длинной цепью, с промежутком метра в полтора, топали, понукаемые своим конвоиром. Одежды на них было не густо. Многие шли босяком. Зачем вообще о рабах заботиться, если можно и новых найти при большом желании. Рабство, еще один уродливый отклик нового мира.

Сильные, а может просто хитрые и изворотливые, кого ни болезнью, ни войной, не зацепило, получили власть. И сильными-то они с самого начала не были. Так, повезло лапу наложить. Кому на склад, кому на заводик с ресурсом. Ну, а потом все покатилось. Стали играть в одни ворота, это поначалу, награбленное делить, а когда наигрались, нагрызлись и поняли, наконец, что в одно лицо, пусть даже и с уймой стволов и тушенки, но не прожить на этом свете, начали налаживать сотрудничество.

Классовое разделение и граница, между откровенно богатыми и пугающе бедными, были очень четкими. Миру явилось странное уродливое подобие прежней социальной иерархии. На верхушку забрались короли этого мира, поделившие ресурс и хабар, те, кто раньше всех смекнул, что пора из бомбоубежищ выбираться и все к себе тащить. Дальше зияла пропасть, да такая, что не перемахнешь. Следом стояли те, кто знал, с какого конца оружие держать, и чем ловчее они это делали, тем выше была ступенька. Вслед за ними шли люди полезные, кто не в офисах сидел, на клавиши нажимая, а мог башкой своей воспользоваться и руками что-то сделать. Починить, построить с нуля, изобрести или приспособить что-то, на худой конец, из уже имеющегося. Инженерам и конструкторам дан был второй шанс, и многие им воспользовались.