Мухаммед умирает, но не как обычный человек. По сути, он не умирает так, как умирают люди, – он просто отправляется прямиком на небо, живым. И не только он – он ведь восседает на коне, значит, конь тоже попадает прямиком в рай. Это не какой-нибудь конь – это Хазрат, конь Мухаммеда. Вы не можете и подумать о том, чтобы попасть в ту же категорию.

Махавира никогда не потел. Он сорок два года нагишом путешествовал по пыльным дорогам под жарким индийским солнцем – особенно в Бихаре – и не потел! Такое возможно лишь в том случае, если его тело вместо кожи было покрыто пластиком, – ведь тело покрыто кожей, и кожа дышит, и потение – это процесс, необходимый для выживания; иначе вы умрете.

Потение – это защита. Когда слишком жарко, ваши поры начинают выделять воду из тела, чтобы тепло было направлено на испарение пота, а не на повышение температуры; ваша температура остается неизменной. Если тело не потеет, то температура будет постоянно подниматься. А подниматься-то особо некуда – от 36 до 43 градусов Цельсия. Каких-то семь градусов – и Махавира просто бы перегорел; он не смог бы остаться в живых. Но он также никогда не купался; в этом не было необходимости. Если не потеешь, то и душ незачем принимать.

Его кусает змея – и вместо крови выступает молоко. Однажды я присутствовал на джайнистской конференции, где передо мною выступал джайнистский монах. Он воспевал все чудеса Махавиры, и когда пришла моя очередь, я сказал: «Это были не чудеса. Достаточно немного пошевелить мозгами, чтобы понять, что если бы в теле Махавиры вместо крови циркулировало молоко, то оно могло бы выступить только через стопы. Но за сорок два года циркулирующее молоко превратилось бы в творог или в масло, даже в топленое масло. Но оно оставалось молоком! Выступило свежее молоко!

Но, быть может, это было нечто вроде молока из женской груди – однако в груди есть тончайший механизм для преобразования крови в молоко. Такое возможно, если вы настаиваете на том, что у Махавиры по всему телу были молочные железы».

Но это бессмыслица. Однако все… Мать Гаутамы Будды родила его стоя, и с этим еще можно смириться, потому что это не слишком большая проблема. Возможно, мать была немного безумной или что-то в этом роде; в противном случае, когда рождается ребенок, мать должна лежать на кровати – но не стоять. Тем не менее можно предположить, что женщина была безумной. Но Гаутама Будда при рождении тоже оказывается стоящим; он падает на землю – и стоит. Такое тоже иногда случается. Обычно сначала появляется голова, но иногда ребенок выходит ножками вперед. Если бы на этом история заканчивалась, то она была бы вполне правдоподобной, но тогда она бы произвела на вас не слишком сильное впечатление.

Но Будда прошел семь футов! Новорожденный ребенок, по сути, не может стоять, а он прошел семь футов. И не просто прошел; пройдя семь футов, он поднял глаза к небу и объявил: «Я – величайший будда, величайший просветленный прошлого, настоящего и будущего».

И это вызывает сильный упадок духа: ведь вам такое не под силу. Во-первых, вы уже родились. Вы можете попробовать в следующий раз, но эта жизнь уже утеряна. В этой жизни вы не можете стать пробужденными, поэтому просто готовьтесь к следующей жизни. Не забывайте, что именно вам нужно сделать.

Но все эти вымыслы преследуют определенную цель. Цель – настолько отдалить этих людей от человечества, чтобы вы в лучшем случае могли им поклоняться, но не могли бы даже мечтать о том, чтобы с вами произошло то же самое.

То, что сделал Заратустра, должен сделать каждый просветленный. Каждый просветленный должен вернуться в мир. Он в долгу перед миром. В долгу перед человечеством. Он родился человеком, и ему нельзя простить создание вокруг себя мифов или создание другими людьми мифов вокруг него, превращающих его в нечто невероятное.

Заратустра более человечный, более любящий, поэтому можно понять, почему он вернулся к человечеству. Он накопил столько мудрости, столько меда, что ему хочется одарять и наделять им. Он хочет снова стать пустым, потому что теперь он знает, что чем больше он отдает, тем больше существование будет в него вливать. Он может бесконечно проливаться, и у него по-прежнему будет преизбыток, которым он может делиться.

Тот, кто по-настоящему любит человечество, тот, кто утверждает жизнь, не осуждает, не отрицает; он ни у кого не вызывает чувства вины. Наоборот, он каждому помогает: «Что есть у меня, то сокрыто и в тебе». Он спускается для того, чтобы приободрить тех, кто готов, кто нуждается в каком-то наставлении, кто хочет познать путь, кто желает обнаружить свое самое потаенное сокровище.

Заратустру необходимо понять лучше ради блага грядущего человечества. Он – большее благословение, чем кто-либо еще.