Той, кого он хотел назвать, в комнате не было.

– Она у себя, - пояснила Кристина.
– Остальные внизу.

– Остальные? А, ну, да!

– Они не позволили нам отвезти тебя в больницу, - с сожалением в голосе продолжила девушка.

– Не переживай, Кристин, положение не критическое! По крайней мере умирать я не собираюсь, - вяло улыбнулся Матвей, - а если даже такое случится... обещаю, мой дух не будет навещать тебя во сне.

– Ты не исправим, - она провела рукой по его лицу.

– Ладно, Матюх, отдыхай!
– сказал Илья.
– Мы попозже зайдём.

Мирослава сидела в своей комнате. Перед глазами стояла картина, которую ей пришлось видеть в гостиной несколько часов назад: Матвей весь в крови и без сознания. Несмотря на всю неприязнь к нему, её переполняло чувство жалости, ведь как бы Соколовская не убеждала себя, что он ей противен, где-то в глубине души она всё же очень хотела ему помочь, как-то облегчить боль, отражавшуюся на его лице, когда он изо всех сил пытался выстоять в неравном бою.

Однако было ещё кое-то, чему Мира никак не могла позволить случиться: всё чаще и чаще девушка ловила себя на мысли, что она старается найти в нём те качества, которые заставили бы её изменить своё отношение к нему. Те несколько минут в машине перевернули с ног на голову весь её внутренний порядок и все её принципы относительно таких, как Авдеев. А если быть точной: то только относительно него одного.

Сейчас ей больше всего хотелось увидеть его, но она не знала, как он отнесётся к её визиту, особенно после всех тех слов, которые они наговорили друг другу за последний месяц.

Авдеев лежал на кровати и смотрел в окно. На тумбочке около него горела лампа. Приступ боли отступил, но ненадолго: следующий обещал быть намного сильнее первого. Но вместо того, чтобы воспользоваться передышкой, расслабиться и уснуть, Матвей мучил свой мозг воспоминаниями и размышлениями.

Рой мыслей кружился в его голове, и все они были об одном: он думал о девушке… Теперь было бы глупо убеждать себя в обратном, но он действительно её любил, вопреки всем своим стараниям целый год скрывать чувства под маску чёрствого безразличия. Это было невыносимо больно и тяжело, и заставлять себя делать это он больше не мог… Чувства рвались наружу, беспощадно ломая то, что создавалось годами и казалось нерушимым, как цитадель.

Горькая ирония заключалась в том, что девушка, пробудившая все эти чувства, никогда не сможет увидеть в нём друга… И как бы он не пытался приблизиться к ней, все его попытки будут изначально обречены на поражение.

«Ну, прямо Хэмингуэй, ей-Богу!» - пошутил про себя парень.

В этот момент он услышал стук в дверь.

– Можно?
– робко спросила Соколовская.

Он растерялся. Неужели его мысли были настолько громкие, что она их услышала и пришла сюда, чтобы снова устроить словесный поединок. "Ты сходишь с ума, приятель!" - сказал он сам себе.

– Да… Да, конечно, заходи!
– наконец ответил Авдеев.

Тихо войдя в комнату и закрыв за собой дверь, Мирослава подошла к нему и села на край кровати.

– Привет! Я пришла… посмотреть, что с тобой... Вернее, как ты?
– запинаясь на каждом слове, сказала она.

– Со мной всё в порядке, как видишь!
– улыбнулся Матвей.

В воздухе повисло напряжение. Он не сводил с неё глаз. Несложно было догадаться, скольких усилий ей стоило прийти к нему в комнату. «Почему?» - спрашивал он сам себя, но дать ответ на этот вопрос пока не мог.

– Я… Мы теперь заложники, - сказала Мира.

– Неужели? Только потому, что у них есть оружие? Ничего подобного!

Авдеев хотел хоть чуть-чуть разрядить обстановку.

– Мы можем вооружиться сковородками. Это, конечно, не Бог весть что!
– улыбнулся он.
– Стрелять мы не сможем, но обороняться вполне возможно! Займём верхний этаж…

– Ну, что ты такое говоришь?
– улыбнулась Мира.

Матвей замолчал.

– Да, немножко неудачно пошутил!

После короткой паузы, он сказал:

– Мир, я… Я хотел бы извиниться за то, что наговорил тебе в универе, а потом ещё по дороге сюда, и…

– Я тоже хотела извиниться за это! – перебила его она.
– Я никогда не вела себя подобным образом, даже не знаю, что на меня нашло тогда. Я сказала столько всего… Как теперь смотреть тебе в глаза…

Она нервно теребила кусочек бумаги в своих руках, стараясь не глядеть на него. Матвей понимал, как тяжело ей сейчас было переступать через свои правила, которых она придерживалась всю жизнь, и извиняться перед тем, кто даже не был ей другом.