В памяти держав-победительниц из блока Антанты Первая мировая война занимает огромное место и в настоящее время является неотъемлемым элементом национального самосознания.

Для англоязычной историографии Великая война – одна из самых привлекательных тем исследований. Написаны тысячи книг, посвященных ее событиям. По разным оценкам, на английском языке опубликовано уже от 25 до 32 тыс. статей, трактатов и книг о Первой мировой войне 65 . При этом темпы издания литературы на эту тему особенно возросли в связи со 100-летним юбилеем.

Для данной историографии характерно обращаться к глубинным причинам войны, что особенно хорошо видно на примере учебной литературы, больше придерживающейся традиционных схем.

Важную причину войны исследователи видят в противоречиях между великими державами: в борьбе Великобритании и Германии за господство в военно-морском пространстве, в франко-германском соперничестве после войны 1870–1871 гг., в пересечении на Балканах интересов Турции, России и Австрии.

В некоторых исследованиях отмечается жесткая внешняя политика России, но не снимается ответственность с агрессивного австрийского и немецкого руководства 66 . Так, У. Маллиган признает, что мобилизация была для России вынужденной мерой, иначе она рисковала бы лишиться статуса великой державы 67 . Однако есть и те, кто считает Россию одним из главных провокаторов конфликта 68 . В качестве целей России, как правило, указываются стремление к экспансии на Балканах и захват Проливов.

Отметим, что М. Картер является типичным представителем сторонников версии, что Первая мировая война началась из-за недемократического правления трех монархов – Вильгельма II, Николая II и Георга V, империи которых соревновались и между собой, и с другими державами, наращивая военный потенциал и раздражая соседей. Николай II, например, по мнению М. Картер, виноват в том, что утратил контроль над армией, был далек от народа, в политике поддерживал связь только с правыми националистическими силами, допускал хаос в командовании и гражданском управлении 69 . М. Макмиллан считает, что российский император боялся показаться слабым, точно так же, как и Вильгельм II. Однако обе исследовательницы не склонны возлагать прямую личную ответственность на этих императоров, по их мнению, не желавших войны, но поддавшихся давлению своих военных 70 .

В последнее время все больше исследователей придерживаются точки зрения, что Первая мировая война произошла несмотря на почти всеобщее желание сохранить мир.

По мнению К. Кларка, начало войны стало результатом общей политической культуры, события же лета 1914 г. были не преступлением, а трагедией, поскольку ее инициаторы не представляли себе ужасов и последствий войны и не имели определенных целей 71 . Исходя из этого, нетрудно сделать вывод о бессмысленности войны и "абсолютной катастрофе", в которой нет победителей и побежденных, а значит, и об отсутствии виновных.

Для стран, потерпевших поражение в Первой мировой войне, характерны вытеснение катастрофы из коллективной памяти, желание забыть, отчеркнуть ее и противопоставить настоящему. А уделом историков этих государств являются анализ отрицательного опыта и поиск виновных в поражении.

Как отмечалось, в Германии после бурной дискуссии середины 80-х гг. утвердился ряд базовых на сегодня идей и подходов о происхождении и сущности той войны. В частности, более или менее признанным в научных кругах к началу XXI в. являлось утверждение Ф. Фишера о значительной ответственности Германской империи в развязывании Первой мировой войны и преемственности целей и методов внешней политики Второго и Третьего рейха 72 . Проблему характера Первой мировой войны Ф. Фишер поставил следующим образом: у Франции, Сербии, России эти цели были оборонительными, а наступательными были только цели Германии.

В последние годы в Германии все более заметным становятся "новое прочтение" и "компромиссный подход" к теории Ф. Фишера, которые дают возможность переложить часть вины за развязывание войны на "другие империалистические страны", включая Россию.

Таким образом, интерес к проблемам происхождения Великой войны в мировой исторической науке по-прежнему не ослабевает. С повестки дня не снят тезис о том, что война явилась результатом объективных экономических и политических противоречий, выразившихся в стремлении к переделу рынков сбыта, источников сырья и сфер влияния. Он чаще поддерживается историками и политологами левой политической ориентации и старой школы, а также продолжает доминировать в учебниках истории многих стран. При этом новое поколение исследователей склонно перемещать причины с экономических факторов на пороки тогдашней системы международных отношений (блоки, многополярность мира, нарушение баланса сил после Франко-прусской войны и т.п.) и идеологические факторы (национализм, милитаризм, снобизм и пр.). Однако в связи со 100-летием Великой войны исследователи все больше склоняются к мысли, что война не была неизбежной и носила инцидентный характер. Для сторонников этой версии причиной, а не поводом конфликта, является Сараевское убийство.

В новой версии Германии в лучшем случае отводится роль не агрессора, а провокатора, балансировавшего на грани конфликта, но не желавшего доводить дело до войны и не стремившегося к мировому господству. Такой подход ведет к перераспределению ответственности между всеми игроками и расширению круга совиновников. Обращает на себя внимание то, что Россия в силу приписываемых ей экспансионистских устремлений и "мобилизационного психоза" в новой иерархии ответственности, которая формируется с подачи западной историографии, занимает ведущие позиции, т.е. ее степень вины не отличается от вины Германии или даже превосходит ее.

Эта парадигма коллективной жертвы сегодня особенно удобна для тех политиков, которые стремятся доказать, что в Первой мировой войне с учетом ее потерь и итогов не было победителей, а европейская интеграция – это ответ на катастрофы ХХ в.

Большевики, как известно, называли Первую мировую войну "империалистической", "антинародной", которую "царизм" вел в интересах капиталистов Антанты. Лидеры большевизма считали, что желать поражения "царизму" – долг и обязанность каждого революционера. "Революционный класс в реакционной войне, – писал Ленин, – не может не желать поражения своему правительству. Это – аксиома" 73 .