Представляются достаточно интересными размышления ряда современных исследователей, аргументирующих деструктивную деятельность российской либеральной общественности и противостояние общественных и правящих элит. О.Р. Айрапетов считает, что либеральная оппозиция смогла дискредитировать правительство, дезориентировать генералитет и в союзе с последним сокрушить правящий режим 27 . Сходную позицию занимает Ф.А. Гайда, в аргументации которого кадеты представляли собой радикальную политическую силу, не склонную к компромиссам с правительством и нацеленную на захват власти 28 . С.В. Куликов штабом революции называет Центральный военно-промышленный комитет, причем ключевую роль в свержении монархии, по его мнению, сыграл альянс революционной и общественной контрэлит 29 . С такой точкой зрения в принципе солидаризируется Б.Н. Миронов. Причиной краха Российской империи, как он полагает, следует считать противостояние между правящей элитой и контрэлитой в лице либерально-радикальной общественности 30 .

Серьезным вкладом в разработку рассматриваемой тематики явилась книга В.А. Никонова «Крушение России. 1917». Отметим, что данная работа написана на базе не только российских, но и зарубежных источников. В ней рассматриваются все векторы исторического процесса в 1917 г., имеющие место в России. На основе изучения огромного по объему исторического материала автор приходит к главному выводу: именно кризис национальных элит приводит к самым страшным последствиям – войне и разрушающей государство революции 31 .

Следует отметить, что в последние годы произошли качественные изменения самой исследовательской парадигмы, что, в свою очередь, привело к возникновению новых направлений в историографии 32 . Ученые обратились к изучению вопроса о том, насколько война изменила облик общества, поведенческие стереотипы населения, его повседневную жизнь. Изучаются изменения в общественном сознании, эволюция ментальности различных социальных слоев, созревание в них протестных настроений.

Придя к пониманию многофакторности причин и предпосылок революции, современная историческая наука видит саму революцию как явление плюралистичное, принципиально сложное и многоуровневое по своей природе. Диалектический взгляд на революцию как на единый, но сложноорганизованный процесс со множеством составляющих его компонентов позволяет глубже осветить традиционные и поставить новые вопросы, которые прежде находились вне научного поиска. В частности, проясняются все дополнительные грани развернувшегося в России перехода от традиционного к гражданскому обществу.

Россия, по определению академика Л.В. Милова, является страной с недостаточным прибавочным продуктом, на психоментальном уровне это вело к повышенному чувству справедливости и порождало эгалитарные ожидания в ходе революции. Как пишет вслед за такими авторами, как В.М. Бухараев и Д.В. Люкшин, Н.Д. Ерофеев, это обернулось своеобразным реваншем архаики. 33

Как справедливо заметил современный исследователь Р.А. Белоусов, если Временное правительство получило от царского режима деформированную, но в целом еще жизнеспособную экономику, то пришедшей ему на смену большевистской власти после нескольких месяцев господства либералов досталось совсем иное наследство: ее предшественники умудрились в сжатые сроки расстроить важнейшие звенья российской экономики. Тем самым "стартовые экономические условия" второго этапа революции были ощутимо хуже, нежели в феврале. 34

В.А. Никонов подчеркивает, что не следует забывать о том, что разрушение многовековых форм российской государственности произошло именно в феврале-марте 1917 года и именно тогда было положено начало лавинообразной общественной дезинтеграции. С точки зрения исследования крушений России Февральская революция важнее Октябрьской 35 .

Достаточно значимой для новейшей историографии является проблема гуманитарного измерения революции. Благодаря этому подходу к революции удалось совершенно по-новому осветить многие традиционные темы. Заметим, что эпохальными и судьбоносными революционные перемены выглядели с точки зрения нации в целом. А как они воспринимались при взгляде снизу? Распад социального пространства создавал ситуацию, которую один современный историк вполне справедливо назвал жизнью в катастрофе 36 . Другой современный исследователь даже утверждает, что революционный период в плане положения населения был самым тяжелым не только в XX в., но и за три предшествующих ему столетия 37 .

Одной из основных тенденций современной западной историографии является отказ рассматривать революцию 1917 г. как резкий и радикальный разрыв с предыдущими социально-политическими и экономическими практиками. Теперь революция воспринимается как часть системного кризиса империи, вызванного Первой мировой войной, и завершившегося только с прекращением Гражданской войны. Американский историк П. Холквист в книге с примечательным названием «Революция ковалась в войне: непрерывный кризис в России 1914–1921 гг.» 38 выдвигает тезис о том, что русскую революцию следует рассматривать в контексте общеевропейского кризиса 1914–1921 гг., учитывая серьезные институциональные, политические и идеологические изменения, которые произошли в стране в годы войны. Таким образом, поворотным пунктом в истории России Холквист считает не 1917-й г., а 1914-й г.

Проблема изучения Великой российской революции находится в настоящее время в центре внимания многих исследователей. Так редакция журнала «Социологические исследования» опубликованием статей Б.Н. Миронова и В.В. Колбановского открыла дискуссию по актуальным проблемам революции 1917 г. в связи с предстоящим 100-летним юбилеем. В представленной статье Б.Н. Миронова предлагается достаточно оригинальный анализ русской революции 1917г. сквозь призму теории модернизации. Автор подчеркивает, что конфликт традиции и современности не вел фатально к революции, а лишь создавал для нее возможность, ставшей реальностью в силу обстоятельств – трудностей военного времени и борьбы за власть между оппозицией и монархией. В.В. Колбановский рассматривает Октябрьскую революцию как попытку прорыва к социальной эмансипации, освобождению человека от физического и духовного рабства. Отрицанием этой революции, считает автор, стала сталинская, основанная на насилии, терроре и лжи кентавр-система 39 .