– Так ведь нет у нас тырнета, у нас и связи-то нет.

– А это уже частности, Анна Серафимовна. Вот вам таблетка, придёте домой, положите под язык и будете рассасывать, пока все болезни не пройдут.

Дверь открылась, из кабинета вышла дряхлая старушка, смерила мужчин недовольным взглядом и засеменила прочь.

Мэр постучался в дверь и тут же вошёл в кабинет.

– Захар Аркадьевич!

– Иван Филиппович!

Было видно, что мужчины очень рады видеть друг друга, они пожали руки, а затем крепко обнялись.

Иван Филиппович был небольшого роста и плотного крепкого телосложения. На вид ему было лет пятьдесят. Чёрные волосы с сединой на висках, идеально отглаженный белый халат очень гармонично и представительно смотрелись на нём.

– Вот, Филиппыч, это журналист, из самой Москвы, Пётр Алексеевич по батюшке. Худо что-то ему сегодня, никак аномалия подействовала, ты уж посмотри по старой памяти, – произнёс Семёнов, указав рукой на Ручкина.

– Так-так-так, – сказал врач, взглянув на журналиста, – ну, руки на месте, ноги на месте, а голову мы сейчас поправим. С этими словами Иван Филиппович достал из стола бутыль с мутной жидкостью и три стакана.

– Я не буду, – попытался воспротивиться журналист.

– Ты, Алексеевич, доктора-то слушайся, он у нас тут голова, к нему из самой Москвы на консультацию раньше ездили, – произнёс мэр и разлил по стаканам.

Все трое выпили. После чего доктор разлил ещё раз и достал из ящика стола хлеб, кусок сала и варёные яйца.

– Все болезни, они же от чего? – начал говорить Коновалов. – Они либо от нервов, либо от шибко большого ума. Вот раньше, помню, рекламу таблеток целый день по телевизору крутили, да ещё и всякие передачи про здоровье показывали, по интернету люди всё болезни у себя выискивали. А сейчас что?

– Что? – спросил журналист.

– А вот что – больных нет, редко кто зайдёт, палец там порезал или что, все ходят здоровенькие, улыбаются. А всё почему?

– Почему? – спросил вновь захмелевший Ручкин.

– Потому что перестали страдать ерундой. А то раньше ходили, умничали. Насмотрятся по телевизору передач про здоровье и давай ныть, – ответил доктор, разлив ещё по одной.

– Интересный у вас самогон, – сказал журналист, рассматривая наполненный стакан. – Просто термоядерный.

– А то! – произнёс мэр, – Самуил Степанович делает, он у нас мастак на эти дела.

Дальнейшие события Пётр Алексеевич помнил плохо. Помнил, что Иван Филиппович достал ещё одну бутыль, потом они пели песни, потом его везли домой на скорой помощи, с мигалками. Последнее воспоминание – про то, как его положили на кровать и заботливо накрыли одеялом.

Открыв глаза, Ручкин первым делом твёрдо решил, что больше пить не будет. Настроение было паршивое, самочувствие тоже. Два дня прошло, а информации с гулькин нос. Он не спеша встал с кровати, вышел во двор, набрал воды из колодца, умылся наскоро. Самочувствие немножко улучшилось. Взглянул на небо – небо хмурилось. Решив, что надо бы прикупить продуктов и зонт, журналист накинул плащ и пошёл искать магазин.

Ручкин неспешно брёл по дороге, с любопытством разглядывая землю. Честно говоря, красный цвет уже раздражал. Спросив у пробегающих мимо ребятишек, где находится магазин, Пётр Алексеевич посильнее запахнул ворот пальто и продолжил свой путь в заданном направлении. Через несколько минут он встретился лицом к лицу с магазином. Это была небольшая одноэтажная постройка с большой красовавшейся вывеской: «Магазин». Вздохнув, Ручкин вошёл внутрь.

В первые секунды Пётр Алексеевич испытал шок. Такого он ещё не видел. Казалось, в этом магазине было всё, но наставлено это всё было так плотно и хаотично, что вызывало, мягко говоря, удивление. Полки были завалены продуктами, консервами, между ними стояли ботинки, кроссовки, галоши. В левом углу возле окна продавались автомобильные шины, на них были навалены рулоны туалетной бумаги, сверху лежали тетради, шапки, носки. В правом углу были накиданы стиральные порошки, туалетная вода, автомобильное масло, сумки, рюкзаки, молотки и даже пара лыж. Это всё то, что бросалось в глаза на первый взгляд, а сколько ещё всего было скрыто в недрах этого сельского супермаркета, одному богу известно.

Посередине всего этого изобилия, за прилавком, стояла довольно симпатичная девушка. Лет ей было на вид около тридцати, роста она была чуть выше среднего, с довольно хорошей фигуркой и неплохими формами. Вязаный розовый свитер с воротом очень красиво смотрелся на ней. Лицо было милое, даже смазливое. Это блондинистое голубоглазое существо посмотрело на Ручкина и слегка улыбнулось.

Пётр Алексеевич купил зонт, чистящие и моющие средства и небольшой набор продуктов вместе с электрическим чайником. Всё это время продавец молча подавала ему требуемые вещи.

– И пачку «Парламента», – добавил в конце Ручкин.

– А вот сигарет я вам не продам, – неожиданно раздался нежный женский голос.

– Это ещё почему? – удивился Ручкин.

– Потому что несовершеннолетним сигареты не продаю.

– Я что, похож на несовершеннолетнего?

– Не знаю, похож или не похож, а закон есть закон. Или паспорт показывайте, или идите с богом.

– Ручкин молча достал паспорт и показал первую страницу продавцу.

– Так-так-так, Ручкин Пётр Алексеевич, – прочитала продавец. – 1978 года рождения. Так, значит, это вы журналист из Москвы? А я смотрю, лицо-то незнакомое. Наших-то я всех знаю. Я, кстати, Зинаида, только сигареты я вам всё равно не продам.