Указанные интерпретации приведены во многих современных социологических текстах, отечественных и зарубежных словарях по социологии и при этом не исчерпывают всех возможных проблематизаций рациональности. Данные интерпретации и их различные комбинации выступают содержаниями актуальных концепций рациональности, обсуждаются в рамках тематических дискуссий на страницах отечественных и зарубежных научных журналов. Проблеме рациональности посвящен тематический выпуск «Рациональность и власть» журнала «Вопросы социологии» №6 за 1996 г., в котором приняли участие А.Г. Здравомыслов, Ю.Н. Давыдов, Н.И. Лапин, В.С. Дудченко, В.П. Култыгин, А.А. Возьмитель, Т.И. Заславская, Н.И. Покровский и другие авторы. Постоянно действующей площадкой, обсуждающей проблемы рациональности, выступает журнал «Rationality and Society», выходящий в издательстве «Sage Publications» (Великобритания). Среди авторов данного журнала - A. Grandori, М. Boumans, J. Elster, G. Mehlkop, P. Graeff, I. Back, A. Flache, J. Weesie, C. Snijders, V. Buskens, C. Kroneberg, M. Yaish, V. Stock'e, P. Stone, H. Gintis и др.

Подводя итог, заметим, что рациональность в различных ее интерпретациях обсуждается как характеристика самых разных содержаний реальности - теоретической и практической деятельности, сознания, опыта, социального действия, процесса познания и пр. При этом авторы не приводят достаточных аргументов, доказывающих, почему именно данное содержание должно быть выбрано в качестве существенного признака рациональности.

Различные интерпретации рациональности способны создавать конфликтные отношения, что размывает качественную определенность рациональности. Так, приведенные выше трактовки рациональности существенным образом отличаются друг от друга, что существенно затрудняет их операциональное использование. Логическая связь цели и средств деятельности не обусловливает с необходимостью высокую степень эффективности последней. Напротив, эффективность упомянутой связи не всегда является предметом осознания и, значит, может существовать как неоформленное и случайное содержание. Как справедливо отмечает Н.И. Мартишина, «человек может совершить действие, оптимальное в определенной ситуации, и без участия разума, рефлекторно» 94 . Следование стандартам деятельности как воплощению рациональности не обязательно представляет собой эффективный способ достижения цели. Напротив, выход за пределы стандартов рациональности (иррациональное действие) может быть более эффективным, чем следование таковым (нормативность социальной организации может вступать в конфликт с требованием эффективности, особенно если нормативные практики целедостижения не обеспечены в данном обществе доступными институциональными условиями их реализации). Законосообразность того или иного социального явления, действия и другого не есть с необходимостью предмет осознания и может не иметь артикулированности в рефлексивном поле действующего субъекта. Упорядоченность и непротиворечивость как характеристики социальной организации не гарантируют реализацию принципа законосообразности ее деятельности: такая упорядоченность способна вступать в противоречие с объективно изменившимися средовыми условиями организации, требующими изменения установленного порядка. Следовательно, иррациональное может оказаться рациональным и наоборот. На подобные противоречия в трактовках рациональности справедливо указывают И.Т. Касавин и З.В. Сокулер 95 . В связи с этим выводом, маркирующим современное состояние проблемы рациональности, может служить тезис И.Т. Касавина о том, что «единственное, пожалуй, общепризнанное заключение по поводу проблемы рациональности состоит в признании ее дискуссионности» 96 .

Анализ существующих определений рациональности показывает, что во мнениях исследователей проявлены три способа проблематизации рациональности (под «способами проблематизации рациональности» мы имеем в виду модели дефиниции, различающиеся способами группировки признаков рациональности). Первый состоит в выделении одного частного содержания реальности (законосообразности, целесообразности, нормативности, эффективности и др.), которое утверждается как существенный признак последней. Второй предполагает произвольное объединение нескольких содержательных аспектов реальности (знаний, опыта, деятельности и т.д.) в общий критерий рациональности, выступающий продуктом синтеза данных аспектов. Третий способ выражен в утверждении одновременного существования нескольких не сводимых друг к другу интерпретаций рациональности, в основе которых лежат разные содержательные аспекты реальности (как это сделано в феноменологической версии А. Шютца).

В рамках приведенных моделей дефиниции не решен вопрос об обоснованности сведения рациональности к тем или иным из упомянутых признаков или их комплексам: выбор признаков является в известном смысле произвольным и не исчерпывает всех возможных интерпретаций рациональности. Исследователи, как правило, не обсуждают вопрос о том, почему под рациональностью следует понимать те или иные содержания реальности или их синтез. В лучшем случае имеют место апелляции к здравому смыслу или к научной традиции, связанной с именами классиков социологии. Наряду с этим общей для всех моделей является попытка изыскать критерий рациональности в частных содержаниях реальности. При этом перечисленные подходы к определению рациональности убедительно показывают, что рассмотрение в качестве признаков рациональности частных содержаний реальности не приводит к теоретическому синтезу, а, напротив, сегментирует обсуждаемое содержательное поле, углубляя конфликтность различных версий рациональности. В этой связи закономерно, что содержание понятия «рациональность» выглядит крайне размытым и неопределенным. Таким образом, в рамках существующих моделей дефиниции рациональности не решены две проблемы: проблема обоснованности приписывания рациональности того или иного признака и проблема содержания критериев рациональности, в качестве которых выступают частные содержания опыта, деятельности, сознания, социальной жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.