Конечно, там было все. Там был и буддизм, и ислам, и свободомыслие, и христианство, конечно, тоже. И тогда во мне еще не было сформировано какого-то вектора развития. Интересно было все. А я – человек увлекающийся, и, конечно, я очень сильно погружался в те книги, которые читал. То есть, я читаю про буддизм, и думаю: «это ж здорово! Так я ж, наверное, буддист. Вот же оно! Все правильно же написано!»

Потом читаю про ислам, и думаю: «ну, все в руках Аллаха, да, конечно!» Потом читаю про свободомыслие, и думаю: «ой, да ну, вся эта религия…» (смеется). Но впоследствии меня из этого духовного болота, из этой всеядности вытащила именно любовь к истории. Поскольку любил я историю не вообще, как таковую, а любил я именно конкретно историю средневековой Европы, которая вовсе немыслима без христианства, без католичества.

И именно этот момент, эта линия меня вытянула. И именно благодаря ей я определился окончательно со своими увлечениями и однозначно остановился на христианстве. Но в католическом варианте, поскольку была любовь к европейской истории, а не к русской и греческой (смеется). Вот. И тогда у меня было такое довольно сложное состояние духовное. Потому что я вроде бы уже понял, что мне нравится, к чему у меня лежит мое сердце, куда мне хочется, но я же помню также, что в детстве, раннем младенчестве меня крестили в Православии. И мне мои родные об этом естественно рассказали, и я считал себя, в общем-то, православным человеком. Хотя ничего про это абсолютно не знал и не понимал. И мне, конечно, это было как-то неловко, что вот так вот оно все происходит. И что я вроде бы хочу в католики, хотя сам на самом деле православный.

И, может быть, полгода я колебался, и в конце концов все-таки пришел в католический храм, в костел. Сначала это был Святого Людовика, в центре Москвы, затем это был Непорочного Зачатия Кафедральный Собор католический. Собственно, два католических храма в Москве. Вот. И там меня ждало первое такое серьезное мое, в отношении католичества, потрясение.

Но в данном случае оно хорошее (смеется). Оно мне понравилось. Дело в том, что, быть может, вы знаете, в этом соборе регулярно проводятся концерты органной музыки. И вот, как раз-таки, был зимний вечер, было, в принципе, не поздно, но уже темно. И я зашел в этот костел, буквально мимо проходя, даже не планируя туда заходить. Зашел в этот костел. И он стоял совершенно пустой. Вот эти готические своды, теряющиеся во мраке, он темный совершенно, и играл орган. Потому что на следующий день должен был быть концерт органной музыки, и, видимо, человек сидел и репетировал.

Мне это настолько понравилось. Я сел на лавочку, и думаю: «все, я отсюда никуда не уйду! Все, это мое родное!» Мне так это понравилось, конечно. И действительно, впоследствии я нашел в себе силы, чтобы сделать уже решительный шаг по отношению к католичеству. Я стал католиком. Это, в общем-то, долгая история, как я становился католиком. В нашей России это не так просто, а я просто плюнул на все, и пошел причащаться со всеми.

А потом, впоследствии, уже в документах Второго Ватиканского Собора нашел, что да, я, как восточный христианин, могу это делать, никто мне поперек слова не скажет, что не понравилось тамошним монахиням (смеется), но получилось, как получилось. Вот.

И действительно, я стал католиком. Впоследствии, чуть позже, во мне возник интерес уже к католичеству не как к таковому, не как к некой системе мировоззрения, что ли, или как к системе веры, а я хотел как можно глубже в него проникнуть. Как можно глубже войти вот в этот мистический удивительный, красивый мир. И мне захотелось стать священником. Католическим.

Но, поскольку у католиков принципиально существует целибат, то есть, без разницы: стану ли я епархиальным священником, или буду относиться к какому-то из монашеских Орденов, я как-то все это для себя принял легко и просто. Вопросов здесь для меня не возникало. Что будет у меня семья, или не будет. То есть, у меня была цель, и я двигал к этой цели, однозначно. И поскольку очень любил всегда «добро с кулаками», и военно-монашеские Ордена очень любил, я нашел в Москве единственного на тот момент, может быть, и на данный момент тоже, не знаю, «доминиканца». Это отец Александр Хмельницкий. Он до сих пор в Москве, кажется, присутствует.

И, найдя его, я к нему обратился, я с ним пообщался. Он меня познакомил с Третьим Орденом доминиканцев здесь, в Москве. У меня с ними тоже завертелось общение. Хотя они мне не очень понравились. Мне хотелось чего-то такого – подлинного, а не эрзаца. И впоследствии, из общения с этим отцом Александром выкристаллизовалось желание отправиться в Доминиканский монастырь.

И он дал мне рекомендации, и я уехал в Фастов. Это город в шестидесяти километрах к юго-западу от Киева, на Украине. Я уехал в Фастов, в Доминиканский монастырь, где некоторое время прожил, будучи, по сути, послушником. Постулантуре это называется в католичестве. У нас это будет, видимо, послушник.

Вот, послушником я там и жил. Признаться, это самое приятное послушание было за всю мою жизнь, потому что я не делал ничего (смеется). Я валялся на раскладушке в абрикосовом саду, и ел эти абрикосы. Вот это было все мое послушание.

Это было действительно очень интересно, потому что я гораздо ближе, и, можно сказать, в повседневной жизни столкнулся со священством католической традиции. Правда, современной католической традиции. Здесь нужно достаточно четко разделять ее на традицию до Второго Ватиканского Собора, и такую неотрадицию после Второго Ватиканского Собора. Потому что это такая, к сожалению, серьезная веха в истории католичества, которая радикально изменила как таковой католицизм.

Начало конца моего католичества случилось, когда я пошел с группой католических паломников в паломничество к Ченстоховской иконе Божией Матери в Польше. В Польше существует огромнейшая и древнейшая традиция паломничества на Ясную Гору, в этот монастырь, к Ченстоховской иконе Божией Матери. Очень-очень много людей, буквально тысячи людей пешком из разных городов Польши идут на Ясную Гору для поклонения. И, в частности, моя группа, к которой я присоединился, мы из Люблина две недели шли пешком по Польше на Ясную Гору к этому монастырю, к этой иконе.