После последней стрижки трава немного выпрямилась, и двор выглядел более-менее прилично. Глаз то и дело цеплялся за разбросанные детские вещи. Вот старенький велосипед Макса — Эбби он был ещё велик, и она таскала его по двору, как ходунки. Куклы, словно маленькие сказочные гномики, прорастали прямо из травы, забытые своей хозяйкой. Несколько мячей разного размера, игрушечные кегли… Венчал это беспорядок детский летний домик, подаренный папой и Марти на первый день рождения внучки. Полгода он простоял разобранным у нас в гараже, пока в начале этого месяца дедушки не собрались духом и не собрали его для Эбби. А также Макса и меня.

Мы были от него в восторге, и следующие два дня провели на заднем дворе, залезая и вылезая из домика. Тесно прижавшись друг к дружке, мы хихикали, болтали, "ели" суп из травы, приготовленный Эбби, и грызли настоящее печенье, которое Макс таскал из кухни вместе с настоящей водой и соком. Места в домике как раз хватало для нас троих. Больше никто в нём не поместился бы.

А больше никого и не было.

Из задумчивости меня вывел голос Ким:

— Всем привет! Мы дома.

Я поставила кружку с остывшим кофе на перила крыльца и выкинула в траву сожжённую почти до фильтра сигарету, от которой не сделала ни одной затяжки.

Наверху шумела вода — Макс наполнял для сестрёнки ванну. Я сама купала её, но приготовлением ванны для малышки занимался он. Макс знал, что Эбби любит, когда много пены, а вода должна быть чуть-чуть прохладней, чем любил он сам. С первого же купания Макс по-братски поделился с сестрёнкой своими радиоактивными дельфинами, оставив себе того, у которого со временем стёрся один глаз.

Ким зашла на кухню, когда я убирала со стола остатки ужина.

— Ну как ты тут, Ливи? Всё сделала, что планировала?

— Вроде да. Спасибо, что посидела сегодня с Эбби. Эти полдня стали моим спасением, иначе я ничего бы не успела к завтрашней встрече.

Я подошла к подруге и по-сестрински её обняла. Она ответила мне такими же крепкими объятиями.

— Ну что ты, дорогая. Мне это совершенно не в тягость. Ты же знаешь, наша девочка самый спокойный ребёнок на свете. Это не я сижу с ней, а она со мной.

Вот уж точно: если другие дети доводили родителей криками, скандалами — по поводу и без, то в характере моей полуторагодовалой дочери ничего подобного не было. После Макса — неспокойного с пелёнок — я ожидала от своего второго ребёнка чего угодно, но только не вселенского спокойствия буквально во всём. Она не скандалила, когда другие дети забирали её игрушки, не отворачивалась, когда мы пихали ей в рот противное пюре из брокколи, не плакала просто так, чтобы поплакать. Единственное, в чём Эбби позволяла себе быть привередой, так это в вечерней сказке — её всегда читал Макс. Вернее, рассказывал, приукрашивая и разрисовывая заранее прочитанную историю такими яркими красками, что даже я заслушивалась. У меня так не получалось. Пару раз, когда Макс оставался на ночь у друзей, Эбби долго не могла уснуть, пока я пытала её книжным вариантом сказки. Сухие факты, сказка без сказочности.

Макс прокричал сверху, что ванна готова, и мы с Ким вернулись в гостиную. Сидя на диване, Эбби уничтожала очередной телевизионный пульт. Ни куклы, ни мягкие, ни музыкальные игрушки не прельщали её так, как пульт дистанционного управления от какого-нибудь электроприбора. Проворные маленькие пальчики ловко по одной выковыривали из него малюсенькие кнопочки. Мы прятали все пульты в доме, как и мобильные телефоны, покупали для Эбби игрушечные, но она не принимала их всерьёз и требовала настоящие. Это был второй и последний каприз моей дочери.

— Во сколько у тебя завтра встреча? — поинтересовалась Ким.

— В десять.

— Значит, Эбби ты приведёшь…

— … в восемь, — закончила я. — Не хочу появляться в последний момент. До Олимпии всего час, но лучше приехать пораньше.

Опаздывать куда-либо не входило в число моих привычек, а уж опаздывать на встречу с потенциальным работодателем — тем более.

— Хорошо. Мальчики к тому моменту уже проснутся, так что позавтракают они вместе. — Ким помахала рукой Эбби. — Пока-пока, ягодка.

— Пока-пока. — Ягодка ни на секунду не оторвалась от пульта, и любящая тётушка ушла не солоно хлебавши.

Я не стала провожать Ким, а сразу направилась к дочери.

— Ну что, пупс, идём плавать?

Эбби протянула ко мне маленькие ручки.

— Качу павать.

Я подняла дочку на руки, целуя её в тёпленькие щёчки.

— Какая ты у меня уже большая и тяжёлая, Эбби.

Она согласилась:

— Эби бойшая.

— Большая, солнышко, большая.

Я понесла дочку наверх, осторожно ступая на каждую ступеньку.