– Кто называет? 

– Я познакомлю тебя с ним. Милый старикашка, хоть и нудный временами. А ещё расскажу тебе многое, что должен был рассказать давно, но смелости не хватало. 

– И про свою обожаемую гадалку расскажешь? – дразнила Арлина. 

 – Она уже давно не моя.

– Точно?

– Моей можешь стать только ты, – Эйгон касался губами каждого пальчика девушки, – если, конечно, захочешь.

Арлина нежно улыбнулась. 

– Глупенький. Я и так твоя. Навеки.

– И ты выйдешь за меня?

– Я давно твоя жена.

– Уже нет. Или ты забыла слова клятвы? – И, не дожидаясь ответа, пояснил: – «Пока смерть не разлучит нас…»

– Так нам придётся начать всё заново?

– Если ты не против. Я обещаю, что в этот раз всё будет по-другому. 

Арлина провела рукой по лицу Эйгона – красивому и бледному.

– Ты ведь всё знал, да? Про Мартана и его планы в отношении меня… Знал от Ланса и ничего мне не сказал. Почему?

– Я хотел, чтобы ты была со мной, потому что любишь, а не потому, что тебя не ценит другой.

– Я люблю тебя. 

Перед глазами всё резко завертелось, закружилось, и сердце захотело выпрыгнуть от волнения из груди, но вместо этого её губы – нежные и трепетные – нашли его губы, и земля поплыла из-под ног, а время остановилось, позволяя поцелую длиться целую вечность.

Оба оторвались друг от друга неохотно и только, когда лошадь недовольно фыркнула и ударила о землю копытом.

Приоткрыв глаза, Арлина прищурилась от яркого солнечного света, ворвавшегося в вечно-сырую темноту леса, отпрянула от Эйгона, оценивающе осмотрела его и спросила:

– Который сейчас час?

Эйгон поднял голову к солнцу, прикидывая.

– Болотной кувшинки, нет? Или розового карпа?

– Солнце высоко, а твоё лицо, руки и ты сам…

– Мне самому с трудом верится, но я держусь, чтобы не ущипнуть себя за бок. 

– Может, тогда я? 

– Э-э нет. Последнюю шерсть выщипаешь. 

– Кстати, а кто мне объяснит про волка? – насупилась девушка. 

– Не здесь. Дома. И не только про волка. Нам предстоит многое сделать и во многом разобраться. 

– Нам?

– Ты ведь будешь со мной рядом?

– Всегда, но только после разговора с одним человеком.

Лицо Эйгона посерьёзнело.

– Он может помешать нашему счастью?

– Помешать вряд ли, но ворчаний и упрёков придётся выслушать вперёд на год.

– И кто же это?

***

– Пять золотых за мешок молотого чеснока? – Алистер де Врисс присвистнул и громко хлопнул ладонью по столу. – Да не смешите меня!

– Слухи идут, что из-за истории с дочерью вы сильно поиздержались, и деньги вам сейчас как никогда кстати, – вкрадчиво заметил усач, стоявший напротив стола торговца, теребивший в руках шляпу и то и дело поправлявший пенсне на носу.

– Но не за чеснок же, – фыркнул Алистер. – Берите ковры – корабль с ними вот-вот прибудет в гавань.

– Ковров у моего хозяина в три слоя лежит, – мялся делец, – а вот пресная еда желудок сводит. Так что? За десять отдадите?

– Сами твердите, я поиздержался. Десять монет дела не поправят.

– Неужели только за пятнадцать?

– Боюсь, и за двадцать не отдам.

– Ну, если и за двадцать нет, то позвольте откланяться.

– Продано. С вами приятно иметь дело, господин…

– Пакстон, милорд.

– Я, правда, не милорд… – на автомате начал де Врисс.

– Да и я не господин, – дополнил собеседник.

– Но торговаться с вами, Пакстон, – одно удовольствие. Мой нижайший поклон вашему хозяину, и вот ваш чеснок. А что за дом столь щедр на оплату специй?

– Позвольте, это останется тайной, – хитрая улыбка застыла на губах и в уголках глаз.

– Главное, чтобы чеснок покупали регулярно, – пробормотал де Врисс, смахнув в мешок столбик из двадцати золотых монет после того, как за усачом закрылась дверь.

Торговля налаживалась, хоть и не так быстро, как хотелось бы.

Когда пару недель назад двери тюремной камеры противно лязгнули и отворились, а тюремщик на редкость оказался приветлив, и в глаза ударил яркий дневной свет, Алистер подозрительно прищурился и всё равно приготовился к худшему. Ждать милости от шакала – что ждать чуда, а в чудеса де Врисс не верил, только в бездушный расчёт. Каково же было его неподдельное удивление, когда в уютном и светлом кабинете на втором этаже королевского дворца торговца встретил не пропитанный развратом и вином младший отпрыск королевской семьи, а принц Патрик, по обыкновению подтянутый, сдержанный и краткий на речи.