– Да, фортануло нам нынче!
– подумал вслух один из оборванцев, беспечно выпуская клуб густого сизоватого махорочного дыма...

Товарищ его, маленький, плюгавый человечек, одетый в какое-то невообразимое подобие пиджака и старую студенческую фуражку с оторванным Козырьком, выразительно свистнул и приложился к бутылке.

– Искупаемся, нечто, - лениво протянул первый после небольшой паузы.

– Больно уж солнышко припекает... Айда, Федюха, в воду!

– Купайся, - равнодушно отозвался счастливый обладатель пиджака.
– Я не стану... Солнышко я люблю. Для нашего брата - полевого дворянина - солнце первое дело! Выпил грешным делом водочки, перекусил малость и лежи себе пузом кверху... Хорошо, тепло! Солнце-то, оно, брат, для человека пользительно, у которого ежели нутро отбито!

Высказав эту сентенцию, человек в пиджаке повернулся на спину и замер в философском молчании. В голове его теснились обрывочные воспоминания минувшей ночи.

Темень - глаз выколи... Гроза собирается, надо идти искать местечко, где от дождя спрятаться.

Идут они берегом... Как волки крадутся... Вдруг впереди плеск какой-то: не-то рыба взыграла, не то веслом кто ударил... Видят - человек...

"Пиджак" глубоко вздохнул и приподнялся на локте, свертывая "козью ножку". Товарищ его, искупавшись, лениво натягивал портки и что-то мурлыкал себе под нос.

– Федюх, - окликнул он.
– Как мы нынче - по-старому, под кустом спать будем, аль в город махнем? Пол-плиты (полтинник) на пиво выложим! Хорошо пивка таперича!

– В город... а не "засыплемся"?
– неуверенным тоном заметил "Федюх".

– Ну, что там!

– Ладно, к вечеру пойдем...

Вечером наши приятели, зайдя в грязнейшую пивную, были арестованы, как подозритель-ные лица... Их подозревали в убийстве, совершенном прошлой ночью в самом центре города.

24. БЛЕСТЯЩАЯ ДАМА

Прошла неделя с той знойной грозовой ночи, в которую уголовная летопись Томска увели-чилась еще на одну кровавую страничку. На городском кладбище под свежей могильной насыпью лежал тот, кто один бы мог рассказать тайну этого преступления. Общественное мнение, возбуж-денное столь дерзким убийством, настойчиво требовало возмездия. Но в руках следственной власти было слишком мало фактических данных, чтобы удовлетворить это требование. Два черемошинских героя, описанные нами в предыдущей главе, за недостатком улик были отпущены с миром.

Полицейские облавы, произведенные по разным притонам и вертепам города, также не дали положительных результатов. Между тем по городу циркулировали самые различные слухи и толки. В связи с оставленной на месте преступления шляпой с запахом модных духов, а также найденной за истоком окровавленной рубашки из самого тонкого полотна, - создавались леген-ды. Большинство были уверены, что преступники - люди из общества; были намеки, что убий-ство совершено на романтической почве. Прошла, повторяем, неделя и жизнь с ее повседневными заботами и насущными проблемами заставила томичей все меньше и меньше интересоваться этим делом.

Кондратий Петрович, оправившись от своих ушибов, выехал из города куда-то в уезд, по торговым делам. Он выделил Кочерову 1000 рублей и последний таким образом получил возмож-ность заплатить по неблагополучному векселю с поддельным бланком. Мало того, получил возмо-жность вновь учесть такой же вексель и даже на большую сумму. Очутившись при деньгах, Иван Семенович воспрянул духом. Чад веселых кутежей и горячие ласки любовницы помогли отдела-ться от тяжелых воспоминания роковой ночи.

Живи, Иван, пока живется!
– говорил он себе, раздумывая.
– Раз мать родила! Хоть час, да наш!..

...В светлое теплое праздничное утро, Иван Семенович, одетый в новенькое и с иголочки пальто, в модную мягкую шляпу и летние ботинки, весь сияющий молодостью, здоровьем и весельем, подкатил на паре гнедых лошадей извозчичьей пролетки к воротам дома, принадлежа-щего его жене. Дом этот, как равно и другой, выстроенный на том же усадебном месте, подальше в переулок, - отдавался под квартиры.

Нужно ли говорить, что фактически хозяином этих домов был единолично Кочеров. Он условился с жильцами, получал арендную плату и тратил ее, не давая никакого отчета жене. Угловой дом Кочеров сдал в аренду одному своему знакомому, про которого нельзя было во всяком случае сказать, что прошлое его безупречно. Ссыльный по положению, по национальности - грузин, человек, наживший изрядный капиталец содержанием "института без древних языков", человек этот, назовем его Александром Ивановичем Чебукидзе, сняв в аренду целый дом, намеревался открыть в нижнем этаже трактир, а вверху - номера. Дело задерживалось пока неполучением разрешения от администрации.

В одной из комнат верхнего этажа жила теперь Катя. Кочеров давно уже упрашивал ее бросить Орлиху и переехать на отдельную квартиру, но это его желание исполнилось лишь недавно. Катя, потеряв всякую надежду вновь увидеться со своим предметом - Сашкой-пройди светом, о котором не было ни слуху ни духу, махнула рукой и решила, что теперь ей оставаться у Орлихи незачем.

Итак, в описываемое нами утро, Иван Семенович с шиком подкатил к воротам дома.

– Ты подожди меня здесь, - сказал он извозчику, скрываясь в калитке.