— Понимаю, — я попытался улыбнуться. — А что Евгений Раилевич?

— Ему очень тяжело. Вы не смотрите, что он так себя ведёт, он страдает по-своему, но все-таки страдает. Но он больше помогает мне, и так нам обоим легче.

— Близкие прежде всего, — кивнул я. — Он сильный человек.

— Знаете, мне очень жаль Диму, — вдруг сказала Анастасия. — Он ведь не виноват в том, что случилось, он просто стал жертвой обстоятельств. Понимаете, вся эта ситуация, давняя вражда с отцом, наркомания, психические проблемы… Любой мог сломаться.

— Да, любой…

Мне показалось, или она сделала ударение на «не виноват»? Да даже не просто ударение — она буквально вдолбила кувалдой эти слова мне в уши. Её запугал замминистр? Действительно он на самом деле убил своего сына? Нет, Ник, все это чушь, ты пытаешься убедить себя в том, что преступник — вовсе не преступник! Ты за эти несколько часов знакомства с ним, пребывания в его квартире, ты сблизился с ним, начал ему сочувствовать, а этого делать нельзя! Иначе ты будешь сомневаться в каждом маньяке, которых ты поймаешь в дальнейшем, и рано или поздно один из них всадит нож тебе в спину, пока ты будешь пытаться понять его. Это неправильно. Тем более, есть улики и личное признание самого Димы. А его мысли объясняются просто — он же наркоман, Ник. Его близкие это подтверждают, найденные тобою улики это подтверждают.

— Я даже не представляю, каково сейчас Евгению…

Я её уже не слушал. Мир вокруг меня поплыл, краски стали тусклыми, звуки притихли, все замедлилось, лишь отчётливо билось моё сердце о ребра, перекачивая горячую кровь по организму и отдавая эхом в голове.

— … потерять обоих сыновей разом…

Тум! Тум! Тум! Я покачивался в такт ему, я чувствовал, что начинаю проваливаться во тьму, ещё немного — и потеряю сознание. Наверное, я перенапрягся тогда с чтением мыслей Димы, и сейчас мне из-за этого становится хреново. Тум! Тум! Тум! По! Мо! Ги! Те!

— Коля? — встревоженно спросил откуда-то издалека Паша. — Что с тобой? Тебе плохо?

По-мо-гите! Это слово носится по голове, больно ударяясь о стенки черепа. Мысли еле ворочаются, горло словно тисками сдавило, лёгкие горели, грудь вздымалась, всасывая спёртый сухой воздух, а я все равно задыхался. Ещё немного…

Меня отпустило.

— Все в порядке, — я закашлялся.

Взвыла сирена, динамик прямо над ухом выплюнул голосом дежурного:

— Всем сотрудникам, код четырнадцать, повторяю, код четырнадцать.

Камеры! Наумов-старший! Наумов-младший! Вот дерьмо! Вот что со мной было! Я «словил» одного из них! Кто-то пытался задушить другого, но кто?

Мы вскочили с мест и быстро побежали к камерам, за нами с Пашей по пятам бежали те патрульные из зала. Сверху тоже доносился топот чьих-то ног, но сейчас здание было почти пустым, работали только приёмное окно и несколько патрульных, да я с Пашей, так что на сигнал тревоги народу прибежит немного. Обычно нас здесь больше, но камеры пусты, и охранять некого.

Дмитрия мы встретили по пути. Едва он увидел нас, как резко сменил направление и побежал в сторону лестницы на верхние этажи.

— Я держу его! — крикнул Павел и прыгнул на Дмитрия, намереваясь просто свалить его на пол и скрутить.

Рывок вышел отличный, Павел пролетел пару метров и сбил его с ног, тут же пытаясь взять его в захват.

— Не раньте его! — послышался позади меня ослабевший голос Наумова-старшего.

Я обернулся.

Тот бежал к нам, постоянно сильно кашляя, то и дело опираясь о стену и потирая свободной рукой шею.

Ну зачем, зачем ты это сделал, Дима? Все так хорошо шло, тебе ведь могли и срок маленький дать, ты бы его весь провёл в лечебнице, избавляясь от зависимости. Это же лучше чем тюрьма!

— Коля, я держу его! — с усилием выдавил Павел. — Давай браслеты!

— Уже! — я наклонился над ними, достал из-за пояса наручники и защёлкнул их на запястьях Димы.

Те были холодные и липкие от пота. Уже началась ломка? Да что же это за препарат такой? Сколько он его не принимал? Половину дня?

— Поднимаем его! Раз, два, три!

Все-таки он слишком лёгкий, мы его без труда поставили на ноги.

Дмитрий, едва увидев отца, забился в истерике и попытался вырваться. Павел, вовремя заметив это, снова обхватил его, сделав захват и подняв локти Димы за его спиной так высоко, что тот взвизгнул от боли.

— Как ты можешь так поступать? — спросил у него подошедший, наконец, Евгений.

Его бычья шея горела не хуже новогодней ёлки, он продолжал кашлять, но уже значительно меньше.