Шрифт:
– Как ты смог переместиться из дворца?
– Не надо было... ой! Водить меня к императору. Скопировать ту силовую линию, что связывает его... не надо там!..
– Связывает его?
– мстительно напомнил эльф мерцающему, вздумавшему его учить, что надо, а что нет.
– С магией дворца... И там тоже... пожалуйста... Я в этом мерцании долго не продержусь!
– Вот видишь, все-таки ты их разделяешь. И никаких отклонений.
– Это... временное просветление.
– Спорим, со мной у тебя этих просветлений станет больше?
– Не буду!
– Тогда не кончай, пока не разрешу, - еще одна маленькая месть, сулящая неплохие барыши.
Мальчишка всхлипнул, потными руками скользнул по плечам мужчины, потом снова схватился за его шею и совершенно правильно приподнял бедра. Камюэль оказался внутри. Фима всхлипнул. На глазах человеческого подростка выступили слезы. Камюэль собрал их губами, не решаясь двигаться. Но терпеть долго не смог. Бедра стали приподниматься сами. Толкаясь в мальчишку, он шептал ему на ухо глупости, которых не позволял себе даже со своими женщинами, хотя с ними, казалось, они были бы уместнее. Но сейчас он не воспринимал мерцающего, как половозрелую особь и сложившуюся личность, он видел перед собой очень юного человека. Если бы с ним был именно человек, он, определенно, нуждался бы и в утешении и в нежности. Поэтому Камюэль вел себя с ним, как с настоящим мальчиком. Нежным, порывистым и безумно страстным. Но Фима не зря говорил, что его человеческое мерцание вряд ли приспособлено к длительным любовным ласкам.
– Я хочу... пожалуйста... пожа...луйста...
– Нет.
– Я сделаю все, что хочешь. Все расскажу!
– Я уже все узнал...
– Пожалуйста... мое тело... я не могу больше... больно!
– С чего бы это?
– Все тело горит!
– Значит, тебе хорошо и спешить пока некуда.
– Нет! Я хочу!
– Рано.
Голова мальчишки моталась из стороны в сторону, он выл на какой-то пронзительно низкой ноте. Взгляд желтых, уже нечеловеческих, глаз был безумен и лишен всякого намека на сознание. Все тело мальчика покрывала липкая испарина, маленький член в руке эльфа был скользким и влажным на ощупь от естественной смазки. Камюэль и сам был готов кончить в любой момент, но не отпускал себя и Фиме не давал расслабиться.
– Камю...
– жарко выдохнул мальчик, впервые назвав его уменьшительным прозвищем, которым кардинала наградил психолог. Это прозвучало так интимно... кто бы мог подумать!
– Разрешаю, - прохрипел простившийся с самообладанием эльф, и тут же по его пальцам потекла густая сперма мальчика.
Рывки узких бедер прекратились, Фима замер на мгновение, не двигаясь и словно не дыша, только скулил на одной ноте. Камюэль кончил вместе с ним и с готовностью принял в объятья вес обмякшего тела человеческого подроста. Кстати, не забыть бы еще уточнить, сколько ему лет в этом мерцании...
6.
Эльф все еще был в нем, когда мерцающий услышал его тихий голос:
– Теперь точно мой.
– Ладно, - у Фимы не было сил с этим спорить.
Впрочем, желания возражать тоже не наблюдалось. Но Камюэля, как не странно, тянуло поговорить. Усталым эльф себя явно не чувствовал. В отличие от мерцающего. Что поделать, издержки мерцания. Люди из мира Андрея не могли похвастаться крепким здоровьем и эльфийской выдержкой.
– А в первый раз почему воспротивился?
– поинтересовался лорд-кардинал.
– Потому что решил, что ты это не всерьез.
– Я и сейчас могу всего лишь дурачиться.
– Можешь.
– Но ты убежден, что это не так. Почему?
– Просто... мне так хочется.
– Прямо, как маленький. Сколько тебе в этом мерцании?
– Пятнадцать...
– честно ответил Фима и тут же почувствовал, как эльф напрягся, - Чего? В их мире это нормальный возраст.
– Нормальный для чего?
– сдвинув брови, уточнил Камюэль.
– Ну...
– Фима хороша знал, что это его утверждение сомнительно, поэтому был вынужден юлить, - для разного.
– Темнишь.
– Возраст согласия у них наступает в шестнадцать. Но многие дети начинают этим заниматься еще раньше. Твои разведчики должны были это узнать.
– Нет. Личной жизнью аборигенов они интересуются в последнюю очередь.
– Очень зря. Это бывает куда любопытнее и полезнее всех этих классических сведений о геополитике и прочей скукотище.
– Возможно. Теперь для этого у меня будешь ты, - Камюэль сказал это очень правильным тоном, не утверждая, а предлагая. Фиме это понравилось.
– А если я не уверен, что мне это надо?
– спросил он только затем, чтобы послушать, как отреагирует кардинал.
Решение-то он принял уже тогда, когда открылся этому странному эльфу. Почему он считал его странным? Потому что в большинстве своем светлые эльфы были снобами и ханжами. Это каждый мерцающий знает. Но Камюэль куда реалистичнее многих смотрел на мир и существ, его населяющих. Именно этим он сразу заинтриговал и привлек внимание мерцающего, чьи слепки личностей были, пожалуй, самыми четкими из всех.