Шрифт:
Стал камлать шаман, созывать злых духов и сеять в сердцах соплеменников своих такую же зависть и злобу. Камлал долго, однако. Жертвы кровавые приносил.
И посеял шаман зависть и злобу.И выросла зависть,И закипела злоба.И пошёл народ войной на народ.Нуртутэгийн, однако, не только оленей выпасал, но и воин был искусный.
Когда подошли враги к стойбищу, то собрал он большой отряд, много луораветлан пришло и примчалось на быстрых упряжках, много искусных воинов собралось.
И стали темны окрестные сопки от сонма врагов.И позвал Нуртутэгийн в круг воинов своих,и круг сделался широк.И охватил воинов круг и оленей,и детей малых, и стариков,и яранги, и весь скарб…Всё стойбище охватил круг воинови сокрыл собою.Ближе всех к врагу поставил Нуртутэгийнлучников,и лучники стояли.И зазвенели, и запели бубны в стойбище,прося у богов победы.И застучали, и загремели бубны врагов,призывая к битве.И началась битва.И потекли враги, как будто сами сопки двинулись,и засыпали луораветлан стрелами.И отвечали стрелами лучники,и сокрыли стрелы солнце,и сделалась на небе, как ночь от стрел,и поразили стрелы многих врагов.Но не убывало врагов,и они поразили многих воинов Нуртутэгийна.И отступили лучникии сокрылись за частоколом из копий,и копьеносцы разили врагов,но не убывало врагов, будто рождали их сопки.И пели бубны в стойбище Нуртутэгийнато радостно, празднуя малый успех,то горестно, отмечая большие потери.Редели ряды луораветлан,но и ряды врагов редели.Многие нашли свой славный конец в этой битвеи с честью ушли по дороге предков.И увидели враги, что стало мало луораветлан,И стало радостно врагам,победный стук своих бубнов слышали они уже.И потекли враги на луораветлан,и окружили,и отбросили копья враги,и достали ножии хотели резать ножами…Но взметнулась к небу песня бубновстойбища Нуртутэгийна,и взлетели над врагами луораветлане,и парили над врагами, как на крыльях птицы,и разили врагов, паря над ними.Пролетев же над врагами,встали на ноги за сонмищем ихи разили врагов со спины.И устрашились враги смертным страхом,и возопили зверьим смертным криком,видя, что летают луораветлане,как на крыльях птицы,и разят, летая.И пали ниц враги и разбежались в страхе,и побросали они бубны свои,и оружие своё побросали враги.И луораветлане победу своюнад врагамипомнят вовекии помнят луораветланелетающих воинов своих.– Красивая легенда, – после паузы сказал Роман.
– Я тоже думал, что всё это «преданья старины глубокой», помолчав отозвался Дед, – Мне один эвенк знакомый, Николай, вроде его звали, оленный эвенк, по секрету, тайну раскрыл за поллитровку. Они действительно взлетали. Вот, честное слово! А взлетали, раскачавшись, как на батутах, на длинных копьях, которые держали другие воины.
Они эти копья выращивали… из берёзы.
Найдут в укромном месте молодой побег берёзы, слегка закрутят его и фиксируют кожаными ремешками. И каждый день, несколько лет подряд, закручивают ещё чуть-чуть и фиксируют ремешками. Деревце вырастало идеально прямое, равномерно скрученное по всей длине, прочное и гибкое. Из этого деревца и стругали упругое копьё, которым подбрасывали человека, как, вот, современные батуты подбрасывают.
Впрочем, всё это, как я уже вместе с поэтом говорил, «преданья старины глубокой».
Дед, вынул часы, взглянул мельком и, прищурившись, вгляделся в даль – не показался ли автобус, убедился, что не показался, и продолжал.
– А в 60-х что случило? Слушай. Посиживал чукча в яранге, посасывая трубку, потягивая водку да покручивая приёмника ручку, и слушая голоса вражеские, заморские, и вдруг понял, что не чукча он, а луораветлан. И дух Нуртутэгийна проснулся в нём и вывел из яранги, и в руки дал винтовку…
И вышли луораветлане из яранг своихи хотели знать правду,и винтовками своимиготовы были за правду биться…Восстание случило, братцы. Такое, восстание, что пришлось, братцы мои, с материка помощь вызывать. Когда особая дивизия Дальневосточной военного округа на нескольких кораблях прибыла на Колыму, то очень быстро всё стало понятно.
Где хорошо живут коренные народы, а где не хорошо – это вопрос, решаемый однозначно: у них, в Америкляндии, – нехорошо, у нас – совсем другое дело.
И снова гордые луораветлане стали чукчами, и пили много воды огненной, и, вероятно, от влияния воды этой, отдали кому надо приёмники свои. И эти приёмники, чтобы не ловили больше голоса вражеские, я и переделывал, вынимая главное, так сказать, содержание и вставляя, так сказать, нужное.
Дед снова немного помолчал, пристально глядя в даль на просёлок, но смотрели глаза его сквозь годы и видели посёлок Ягодное, что на трассе, километрах в пятистах от Магадана. Красота… Ближе к осени все склоны сопок усыпаны несминаемым ковром брусники и от того издалека кажутся бордово-красными, как будто великан пришёл и укрыл гигантским своим бархатным пологом всё вокруг. И над этим великолепием глубокой летней ночью парит солнечный диск, такой близкий, что сомнения нет – можно запросто взять и потрогать.
– Я однажды сочинил стихотворение… – продолжил он.
– Я помню чудно мгновенье? – сострил кто-то не к месту, но Дед не услышал шутки, мысли его бродили среди полупрозрачных лиственниц, рассыпанных по слонам бесконечных сопок.
– Про ход лосося на нерест по тонюсеньким протокам, ручейкам! Это простыми словами не передать… это просто симфония света, звука, воды, отливающих антрацитом бесчисленных тел и неудержимого стремления к продолжению себя и таинству упокоения.
Хотя, нет, спутал я… "Ода кижучу". Это рыбка такая, по-научному "серебристый лосось".
Ах, кижуч!Вы едали вкусноту?Деликатес, каких в природе мало!Спросите про горбушу, про кету,И я отвечу:– Рядом не стояло!Что хариус?! Что стерлядь?! Что форель?!Что белорыбица?! – Всё детские игрушки!Но если кижуча не ели Вы досель,Что ж локти грызть осталось иль подушки.Хорош с дымком, и вяленый, и в соли.Хорош балык и с косточкою бок.Под пиво много не советую позволить,Под водочку его ведро я съесть бы мог.В желанье весь! Уже невмоготу!Иду вкушать!А ведь и Вы могли быЗа стол со мною сестьИ с восхищеньем съестьХоть ломтик тающей во ртуНепревзойдённой рыбы!