Шрифт:
Кровь из пореза на ладони Коннора въедливо капает на ковер.
– Почему бы тебе просто меня не возненавидеть?
Он не ждет ответа. Тупо разрушает это место. Схватив пульт, запускает его через всю комнату в зеркало, и оно покрывается паутиной трещин.
А я думаю лишь о семи годах неудач. Словно это имеет значение, словно у нас она вообще была, эта удача.
– Ты достойна лучшего! Ты слишком хороша для всего этого!
Он хватает лампу, и вот она уже вместе с проводом летит через комнату.
Все заканчивается так же быстро, как и началось. Коннор молча опускается на пол. Ни слез, ни криков, ничего. Он опустошен.
Я прохожу через весь этот хаос, ложусь рядышком и кладу голову ему на колени. Кажется, он меня не видит. Взгляд стеклянный. Он просто перебирает мои волосы одной рукой, я закрываю глаза и пытаюсь забыться.
Мы идем по пути без счастливого конца, и уже слишком поздно повернуть назад.
14 мая
8 месяцев, 14 дней
В городскую кофейню, где я торчу в очереди, ожидая свой заказ, заходит Эбби. От одного взгляда на нее у меня сводит желудок. Почему эта встреча не произошла в другой день? Когда бы я, приняв душ и нарядившись во что-то яркое и милое, смеялась, стоя вместе с Коннором.
Но это всего лишь я. Уставшая после очередной тяжелой ночи Коннора. Покупаю кофе – хотя он мне даже не нравится – для того, чтобы кофеин помог продержаться на экзаменах.
И теперь не остается ничего другого, кроме как ждать, когда подойдет Эбби. С робкой улыбкой на лице она долго разглядывает меня, а затем спрашивает:
– Как ты?
Она и так это знает. Видит. Неужели ей нужно, чтобы я произнесла это вслух? Чтобы призналась, как я устала, напугана и измождена?
– Хорошо.
Ложь. И она это знает, но не перечит.
– Здорово.
Мне хочется обнять ее. Выйти с ней под руку из «Старбакса», сесть в ее машину и уехать куда угодно. Притвориться, что ее жизнь – это и моя жизнь. Я могла бы жить, как она. Точно знаю. Жить в мире, где родители сидят за обеденным столом и спрашивают, как прошел день, где они поправляют тебе одеяло перед сном, а ты раздраженно закатываешь глаза, хотя втайне радуешься этому.
– Мама спрашивала, почему ты к нам больше не заходишь.
Передо мной ставят кофе. Можно просто уйти. Не обязательно ей отвечать.
– И что ты ей сказала?
– Потому что ты меня ненавидишь, – произносит она обыденным тоном. Словно эти слова для нее ничто.
– Я тебя не ненавижу. – Мой голос едва отличим от шепота.
Изучаю ее лицо, чтобы понять, неужели она действительно так считает. Это ведь я отказалась от нее, а не наоборот. Это я игнорировала ее звонки и едва кивала в школьных коридорах. Плохая роль отведена мне. Эбби не сделала ничего, чтобы заслужить ненависть.
Вместо ответа она молча ковыряет свои ногти, и мы стоим в тишине – две старые подруги, которым больше нечего сказать друг другу.
– А Коннор? Как он?
И это она тоже знает. Эбби знает, кто он, и этого достаточно.
– Хорошо.
Хорошо. Все хорошо. Очередная ложь. Не знаю, почему я продолжаю упрямо твердить это.
Эбби начинает уходить.
– То есть…
Сама не знаю, что хочу сказать. Не знаю, почему ее остановила.
Эбби поворачивается ко мне и впервые смотрит в глаза.
Она видит, кем я стала, жалеет меня. Тишина между нами осязаема, тягостна, и нам больше не нужно ничего говорить, мы и так знаем все, что осталось невысказанным.
И тут Эбби меня обнимает. Объятие длится на несколько секунд дольше положенного, и, закрыв глаза, я растворяюсь в нем. Уже много месяцев я не ощущала себя в такой безопасности, как сейчас.
А затем, больше не взглянув на меня, она уходит.
Эбби – настоящий друг. И мне бы хотелось ее вернуть.
7 мая
8 месяцев, 7 дней
Мне кажется, я беременна. Не представляю, как это произошло и что теперь делать. Весь день я бегаю в туалет при малейшем спазме внизу живота, надеясь, что это месячные, но нет.
Мы же были так осторожны…
Прежде чем сообщать Коннору, мне нужно убедиться на сто процентов. У него и так ворох нерешенных проблем. Нельзя сейчас вешать на него еще и это. Он просто не справится.
В школе я никак не могла сосредоточиться – все высчитывала дни на пальцах, в тетрадях, но результат оставался прежним. У меня двухдневная задержка.