Впервые опубликовано на русском языке со значительными сокращениями в книге: Воспоминания о Марксе и Энгельсе. М., 1956 и полностью в книге: Гаагский конгресс Первого Интернационала. 2-7 сентября 1872 г. Отчеты и письма. М., 1972

Печатается с незначительными сокращениями по тексту книги: Гаагский конгресс Первого Интернационала, сверенному с рукописью

Перевод с английского

* Ошибка автора: отец Лафарга был французом, а мать кубинкой. Ред.

ФРАНЦИСКА КУГЕЛЬМАН

Несколько штрихов к характеристике великого Маркса 449

Будучи еще молодым студентом, восторженно относившимся к Карлу Марксу, мой отец написал ему письмо. Лондонский адрес Маркса он узнал через Микеля, вместе с которым входил в одну и ту же студенческую корпорацию "Норманния". Все члены этой корпорации, цвета которой были оранжевый, белый и черный, начертали на своем знамени новые идеалы свободы. Несколько лет спустя корпорация была распущена, но бывшие ее члены всю жизнь оставались связанными верной дружбой. К величайшей радости моего отца, Маркс ответил ему, и таким образом постепенно между ними завязалась переписка.

Письма Марксу адресовались на имя "А. Вильямc". Это было вызвано тем, что его переписка находилась под контролем правительства, вскрывалась и часто ему не доставлялась. Поэтому и мой отец из предосторожности вообще избегал письменно обращаться к нему по имени, а начинал свои письма обычно словами: "Мой уважаемый, дорогой друг".

Когда же несколько лет спустя Маркс написал, что он собирается в ближайшее время поехать на конти-нент, то мои отец, успевший за это время жениться, предложил ему остановиться у него в качестве гостя. Маркс принял это приглашение и согласился провести у отца несколько дней.

Моя мать, веселая, молодая женщина, уроженка Рейнской провинции, с некоторым опасением думала о предстоящем визите. Она ожидала увидеть маститого ученого, совершенно поглощенного своими политическими идеями и враждебно относящегося к современному общественному строю. Мой отец обычно был занят все утро и часть дня своей врачебной практикой, как же ей разговаривать с таким человеком, как Маркс? Но

159

отец уверял ее, что она всю жизнь будет с радостью вспоминать эти дни, и никогда еще ни одно предсказание не исполнялось с такой точностью.

Когда мужчины приехали с вокзала, то вместо ожидаемого мрачного революционера мою мать приветствовал веселый высокий элегантный господин, в приятном рейнском говоре которого она сразу же почувствовала что-то особенно родное. Под густыми седыми волосами блестели молодые темные глаза, и юношеская свежесть чувствовалась в его движениях и в его речи. Он не позволил моему отцу делать хотя бы малейшие намеки на политические темы, заявив при этом: "Это не для молодых дам, об этом мы поговорим как-нибудь потом". В первый же вечер его беседа была так увлекательна, настолько полна остроумия и веселья, что время пролетело совершенно незаметно.

Это были как раз первые дни страстной недели, и мои родители просили, чтобы он обязательно прослушал с ними в страстную пятницу "Страсти по Матфею" Баха. Но Маркс, хотя и был большим поклонником музыки, и особенно почитал Баха, с сожалением отказался от этого, так как предполагал уехать самое позднее в великий четверг.

Все же он пробыл в Ганновере четыре недели, и мои родители всегда с таким удовольствием вспоминали об этих днях, так долго хранили в памяти все разговоры и различные подробности, что это время, не тронутое серым покровом забвения, выделялось среди повседневной жизни, как озаряемая светом вершина.

Не только в домашней обстановке, но и в кругу знакомых моих родителей Маркс был скромен и любезен, принимал во всем участие, и когда кто-нибудь особенно нравился ему или когда он слышал оригинальное замечание, он вставлял в глаз монокль и весело, с живым интересом смотрел на этого человека.

Он был несколько близорук, но очки носил только при длительном чтении или письме.

С особенной радостью вспоминали мои родители беседы с Марксом в ранние утренние часы, в течение которых им никто не мешал. Поэтому моя мать вставала очень рано, чтобы по возможности до завтрака освободиться от всех хозяйственных забот. Иногда они

160

часами сидели за кофе, и мой отец всегда сожалел, что из-за врачебной практики он был вынужден рано уходить из дому.

Помимо вопросов, связанных с внутренними переживаниями и обстоятельствами жизни этого благородного, любезного и выдающегося человека, в разговоре затрагивались все области искусства, науки, поэзии и философии. Обо всем этом Маркс говорил, не впадая в поучительный тон. Моя мать очень интересовалась философией, хотя самостоятельно не занималась ею и не освоила ее глубоко. Маркс говорил с ней о Канте, Фихте, Шопенгауэре, иногда также и о Гегеле, восторженным приверженцем которого он был в своей молодости.