Неизвестен 3 Автор
Шрифт:
ИЗ РУКОПИСИ "ВОСПОМИНАНИЯ АГИТАТОРА"
Бруклин, 18 января 188[3] *
Одним из самых ярких моментов в моей жизни социального пария было участие в заседаниях конгресса Интернационала в Гааге (в Голландии в 1872 г.)78, где я представлял секции Дюссельдорфа и Штутгарта. Я прибыл в Гаагу, когда конгресс уже приступил к работе. Заседания проходили в общественном зале для танцев на Ломбард-страат. Войдя в зал, я увидел ряд столов, расположенных в виде подковы, за которыми разместилось самое интересное общество, какое мне когда-либо в жизни приходилось видеть. Многих из делегатов я знал лично, ряд из них помнил по портретам, некоторых узнал по описаниям, остальных же по типичным национальным признакам, которые выдавали в них представителей Испании, Италии, Франции, Англии и Америки. Первым, кто приветствовал меня, был Генрих Шёй, один из благородных молодых людей, положивших начало движению в Вене, и один из немногих, который сохранил твердость стали и последовательность математика, отстаивая политическое действие профессиональных союзов, организованных на социалистической основе. Я спросил его о полковнике Иоганне Филиппе Беккере, для которого у меня было несколько писем, и Шёй, неправильно поняв меня, представил меня невысокого роста мужчине пресыщенного вида, с туповатым взглядом, рыжим париком на лысой голове, беспокойному и нервному, как обезьяна. Я стоял ошеломленный. Это не мог быть Иоганн Филипп Бек-кер, герой боев баденской революции, организатор Интернационала во всех немецкоязычных странах Европы. И я сказал маленькому человеку, что не думаю,
* Угол страницы поврежден. Ред.
151
чтобы он был И. Ф. Беккером. "Разумеется, нет, - ответил тот слабым, квакающим голосом.
– Я Бернхард Беккер!" Бернхард Беккер - отвратительная личность - преемник Фердинанда Лассаля на посту лидера движения в Германии, которое он впоследствии предал. Есть люди, у которых дурные мысли и отсутствие искренности как бы написаны на лице, но мало кто умеет читать характеры их. После некоторого обмена банальностями я огляделся и по другую сторону стола увидел Иоганна Филиппа Беккера как раз таким, каким мне его описывали: великан, с длинной черной бородой, высоким лбом, широкими плечами; левый глаз как у Бена Батлера! Я подошел и вручил ему письма.
Затем я увидел Энгельса. Он сидел слева от председательствующего, курил, писал и с увлечением слушал ораторов. Когда я представился ему, он поднял голову от своих бумаг и, схватив мои руки, радостно сообщил: "Все идет хорошо, у нас подавляющее большинство".
Как известно, это была решающая битва между Марксом и Бакуниным. Вопрос стоял так: быть ли Интернационалу хорошо дисциплинированной армией, способной вести борьбу против организованного врага, или же он должен был расколоться на сотню тысяч частиц, причем каждый отдельный член воображал бы себя генералом, а Бакунин - великим, непогрешимым диктатором, который стоит во главе, водит их всех за нос, льстит их тщеславию и тем самым превращает их в слепо повинующееся ему орудие.
Лицо Энгельса было мне знакомо по фотографиям, но в действительности он оказался более худым, чем на портретах. Это был высокий, худощавый человек с резко очерченными чертами лица, с длинными рыжеватыми усами, небольшими синими глазами и очень красным носом. Его движения и речь были быстры и четки; у окружающих создавалось убеждение, что этот человек точно знает, чего он хочет и каковы будут результаты его слов и действий. Из разговора с ним каждый извлекал для себя много нового и поучительного. Его мозг сокровищница научных знаний; Энгельс разговаривал более чем на дюжине языков, которые изучил с той целью, чтобы руководить движением в столь многочисленных странах Старого Света.
152
Напротив Энгельса сидел Поль Лафарг - зять Маркса, который вел борьбу против бакунистского тайного общества в Испании. Представляя меня Лафаргу, Энгельс воскликнул: "Вот они оба тут, наши борцы в Испании и Италии!"
Маркс сидел позади Энгельса. Я узнал его тотчас же по большой густой шапке волос. Его лицо было смугло, волосы и борода седые. Одет он был в черный костюм из тонкого сукна. Когда он хотел рассмотреть кого-нибудь или что-нибудь особенно внимательно, он вставлял в свой правый глаз монокль. Энгельс подвел меня к нему, и Маркс встретил меня очень приветливо и попросил после окончания заседания рассказать ему о положении дел в Испании и Италии.
Следующим делегатом, привлекшим мое внимание, был молодой человек с еврейскими чертами лица и южнонемецким акцентом. Он переводил речи немецких ораторов на французский язык. Энгельс сообщил мне, что это - Лео Франкель, министр просвещения Парижской коммуны. Франкель был венгр. Это был человек большого ума и обширных знаний. Его жизнь, полная мученических страданий и преследований во Франции и в Венгрии, хорошо известна всем старым участникам движения.
Интересной личностью был Мораго, испанец и фанатичный последователь Бакунина; его жгучие, темные глаза, страстная речь, неистовая жестикуляция производили дьявольское впечатление.
Там был и другой испанец, Марселау, человек, который заметно отличался от других своих соотечественников; манеры его были спокойными, аргументация более обдуманна; говорил он мало, а наблюдал непрерывно. Он бегло говорил по-французски и по-английски, что весьма редко среди испанцев.
У Алерини из Барселоны вместо пояса был большой красный шарф, репортеры говорили, что это флаг Коммуны. Один из самых заклятых врагов Маркса, он держался как боксер-профессионал и забияка.
Гильом, поборник Юрской федерации, был иезуитским генералом бакунинских сил. Впалые щеки, заостренный нос, сверкающие глаза, лицемерный фанатизм таков тот, кто являлся душой заговора с целью разрушения Международного Товарищества. Есть чело
153
век, очень напоминающий Гильома по манере и по тактике, прямо в нашей среде здесь, в Нью-Йорке, - Мориц Бахман, но это только тень той способности ко злу, которую воплощал в себе Гильом.
Ранвье, Дюпон, Серрайе, Жоаннар и Ле Муссю - все члены Парижской коммуны - производили впечатление людей умных, вдумчивых и логично мыслящих. Английские делегаты не привлекали особенного внимания, но видно было, что они уже много лет участвовали в движении. Эккариус, неутомимый агитатор и немецкий портной, был в их числе; в последующие годы он оказался тем, что мы называем дельцом-социалистом, и изменил движению.