На этом дело закончилось, и мы вновь занялись нашей текущей работой.

* См. настоящее издание, ч. 2, с. 135-139. Ред.

147

ИСКЛЮЧЕНИЕ

В то время как комиссия по делу Бакунина до полного изнеможения занималась утомительной работой - читала письма, документы, доклады и выдержки из книг, остальные члены конгресса отдыхали - сидели по своим отелям или ходили в театры, на концерты, в парки и на взморье 444. Насколько мне известно, никаких тайных собраний не устраивалось. Все велось открыто: Маркс и Энгельс составили свои планы еще задолго до приезда в Гаагу. Они переписывались с членами Интернационала во всем мире, особенно интенсивно с Ф. А. Зорге и другими в США, и, таким образом, по вопросу о перенесении Генерального Совета из Лондона в Нью-Йорк уже договорились до того, как провели голосование. Так же было твердое намерение избавиться от Бакунина, уже ставшего для Интернационала источником постоянных неприятностей. Его так называемыи Альянс кишел "агентами-провокаторами", шпионами и маньяками. В этом я убедился на собственном опыте, когда работал и занимался агитационными и организационными вопросами в Италии. Повсюду я наталкивался на препятствия и противодействие изнутри. Некоторые из этих субъектов пытались помешать мне, убеждая одураченных ими людей в том, что я "straniero" (иностранец), "tedesco" (немец), с которым порядочные итальянцы не должны иметь ничего общего. Некоторые из них регулярно совершали поездки в Швейцарию, в Лугано, отчитывались там перед Бакуниным и возвращались, получив от него новые инструкции. Один из этих субъектов, Джузеппе Винченцо Тестини, легкомысленный мальчишка, даже подсмеивался над их великим русским божеством, рассказывая мне, между прочим, что Бакунин сказал о своей белокурой молодой жене: "И дураком же я был, что связался с этим созданием!" Не характерно ли это для хвастуна, всю жизнь бывшего великим путаником и в России, и в Саксонии, и во Франции, где он провозгласил "отмену государства" в Лионе в 1870 г. 445, когда наши братья боролись в рядах Коммуны, сам он целый день курил сигары и пил шампанское в здании муниципалитета, а потом позорно бежал, узнав, что правительственные войска очистили город от револю

148

ционеров и приближаются, чтобы захватить вождя разрушителей буржуазного "мира и порядка". И как раз этот парнишка Тестини и выдал меня, когда я сидел в кафе "Ньокки", сыщикам, заглянувшим в окно. На следующее утро я был арестован и заключен в тюрьму в Вероне, откуда спустя три месяца они выслали меня, прикованного к старому бродяге, в Ала, австрийскую пограничную станцию, с угрозой, что меня заключат пожизненно в Domicil coatto * на острове Сардиния, если я когда-либо вернусь в Италию. Бедный глупый Тестини вскоре после этого поплатился за свое предательство тем, что полиция арестовала его самого и выслала на остров Сардинию.

В последний день конгресса наша комиссия, закончив свою утомительную работу, доложила, что Бакунин действительно виновен в том, что попытался разрушить Интернационал посредством организации своего анархистского Альянса социалистической демократии - название, кстати сказать, совсем неправильное, потому что в этой лживой организации, явно стремившейся к расколу и гибели Интернационала, не было ни на грош ни демократии, ни социализма. Доклад комиссии был принят подавляющим большинством делегатов, и Бакунин и Гильом были исключены. Документы, находившиеся в руках комиссии, были переданы Марксу и Энгельсу, и они сделали из них обширную сводку, выпущенную впоследствии книгой, введение которой гласит:

"Международное Товарищество Рабочих, поставив себе целью сплотить воедино разрозненные силы мирового пролетариата, и стать, таким образом, живым выразителем общности интересов, объединяющей рабочих, неизбежно должно было открыть доступ социалистам всех оттенков. Его основатели и представители рабочих организаций Старого и Нового Света, утвердившие на международных конгрессах Общий Устав Товарищества, упустили из виду, что сама широта его программы позволит деклассированным элементам проникнуть в него и создать внутри него тайные организации, усилия которых будут направлены не против

* - казематах. Ред.

149

буржуазии и существующих правительств, а против самого Интернационала. Так и произошло с Альянсом социалистической демократии".

ПОСЛЕ ТОГО КАК ЗАНАВЕС ОПУСТИЛСЯ

Под пение "Марсельезы" мы объявили конгресс закрытым sine die (что фактически и дословно означало "бессрочно", но также и "безвозвратно"); и с прежде великой организацией так и случилось в действительности, когда она была перенесена с европейской почвы в так называемый Новый Свет, где закончила свое существование.

Из Гааги большинство из нас отправилось в Амстердам, где местные члены Интернационала сняли зал, чтобы устроить в нем открытое пропагандистское собрание. Зал был невелик, в нем не было ни стульев, ни скамей; тем немногим, кто пришел на собрание, пришлось слушать ораторов stante pede * [...] Впрочем, посторонней публики собралось мало. Первым и главным оратором был Маркс. Содержания его речи я не помню446. Я пробыл на собрании недолго и пошел с французскими товарищами посмотреть на старый, изрезанный каналами Амстердам и на множество девушек в белых чепчиках, толпившихся на улицах.

Позвольте упомянуть также о большом банкете, устроенном в Схевенингене, шикарном морском курорте близ Гааги, где мы пировали, пили, ели, пели песни, - за все платил Генеральный Совет. Банкет состоялся после чудесного купания в море, которое стало бы для меня последним, если бы Энгельс не спас меня, как я уже рассказал в письме Бартону. Многие из тех, кто отправился из Кале и Дувра на курсировавшем по этой линии пароходе, страдали от морской болезни, но Энгельс и некоторые другие, включая меня, провели ночь на палубе, попивая эль и портер (пополам), рассказывая всякие истории и строя фантастические планы на будущее.

По приезде в Лондон я провел несколько дней с Марксом и Энгельсом, ночуя то у одного из них, то у другого, и совершил несколько прогулок по Лондону, побывал в здании парламента, в Тауэре, в соборе

* - стоя. Ред.

150

св. Павла; но самое большое впечатление произвел на меня стул в читальном зале Британского музея, где годами сидел Маркс, читая и делая подготовительные выписки для своего бессмертного "Капитала". Показала мне этот стул Элеонора, младшая дочь Маркса [...]