— Не нервируй нашего не к месту озлобленного друга, а то, судя по его виду, вот-вот вцепится в тебя мёртвой хваткой. Я же не планирую вставать с этого места ближайшие полчаса. Так что помочь тебе будет некому, — я прикрыл глаза и нацепил на лицо маску беззаботности, рассчитывая распалить полудемона ещё больше. Признаю, это забавляло меня. Взрослый, умудрённый опытом некромант впал в детство и решил чуть-чуть поиграть. Да-а, негоже… зато приятно.

— Всегда считал и буду считать ваш народ гнусным. Всего, что хотите, добиваетесь угрозами, давлением и обманом. И твои слова тому подтверждение, — краснокожий продолжал нападки, сверкая глазами. Он ждал, что либо я, либо Родогарн сорвёмся и проявим по отношению к нему агрессию, что дало бы ему зелёный свет. Мне, конечно, сильно надоело поведение данного гостя, давно перешедшее за рамки дозволенного. Гарну, безусловно, тоже. Я чувствовал его напряжение. Но он знал меня и хорошо понимал, почему я никак не реагирую. В другом случае с удовольствием преподал бы невежде коротенький поучительный урок. Но сейчас не нужно давать себе волю. Оно того не стоит. Не тот повод, чтобы напрягаться. У меня иная цель. Расслабляемся и продолжаем играть. Мой ход.

— Не затруднит ли уточнить, какой народ ты имеешь в виду? — я посмотрел на тифлинга и стал наслаждаться его мимикой, которую он не контролировал… или вовсе не стремился этому учиться. Его желваки ходили ходуном. — Тот, к которому относятся люди моей профессии? Тот, к которому принадлежит род Родогарна? Или, быть может, ты имеешь в виду весь народ в совокупности, живущий на Гераксисе? — сложив руки у подбородка и вскинув бровь, мягко, с лёгкой улыбкой спросил его.

В ответ я услышал лишь нечленораздельное бурчание, сопровождаемое злым прищуром. Но дам голову на отсечение, что Аргондарион изрыгал крепкие проклятия в мой адрес.

— Хорошо, я расскажу тебе, — он посмотрел на Родогарна с ещё большим недоверием, чем смотрел на меня всё время, проведённое бок о бок. Я посочувствовал другу, который и так несколько дней не находил себе места. — Вам. Только помни, что твой дом — не церковь, а ты и колдун — не святые отцы, чтобы я тут исповедовался по полной. И вам вполне хватит того, что я поведаю. На большее не рассчитывайте.

— Даже не посмею пожелать, — ответил я вкрадчивым голосом.

— Не лги хоть себе, — отмахнулся тот, и мельком посмотрел в окно, где подала голос одинокая миллрида. Я вижу тебя насквозь.

— Ошибаешься. Себе не лгу никогда, — сказал и задумался. Так ли это, учитывая совсем недавно поселившиеся внутри тревожные чувства, которым пока не мог дать внятного объяснения?

— Пусть так, некромант… — мы скрестились взглядами, и его губы тронула призрачная усмешка, некий намёк. — Пусть так, — тифлинг встал справа от окна, опёрся о стену и сложил руки на груди. — Историю моего появления на свет белый ты уже знаешь. А одно и то же говорить по нескольку раз я не люблю почти так же, как… — он осёкся, но было и так ясно, что, а точнее, кого он хотел упомянуть. Хоть тут не повторился. Браво, хвалю. — Я рос в цирке уродов и считал его своим домом, ибо ничего другого не знал одиннадцать лет. Это было одно из самых захудалых мест, в которых мне доводилось жить. А скитался я больше, чем кендер в период обострения жажды приключений. Хотя, может, я утрирую. Просто давно перестал вести счёт своих краткосрочных и долгих остановок.

Тут я заметил в рассказчике еле уловимое изменение. Маска отрешённости, которую он так умело носил, треснула, и наружу просочилась печаль. Да… даже самой мелкой букашке есть, где спрятаться от врага и переждать суровые времена. Лишь бы успела добежать.

— Как бы там ни было, я любил свой дом и, как мог, трудился, как и все его обитатели, принося в общую копилку немало денег. Ещё бы, первый мальчик-полудемон, вытворяющий чудеса на арене. Зрители ходили толпами. Уверен, средств хватало, чтобы арендовать новое место и обновить инвентарь каждому участнику труппы. Но у руководителя имелись свои планы на большую часть звонких монет, — взгляд Аргондариона стал жёстким, верхняя губа дёрнулась, оголив один клык. — Долгое предисловие получилось, но я уже подошёл к важному моменту. Я очень редко выходил за пределы территории, на которой мы жили, и не знал, кто такие тифлинги и полудемоны. Но мне это было интересно. Когда на афише под твоим именем пишут такое, начинаешь задумываться и спрашивать окружающих. Но каждый, с кем я, так сказать, делил крышу над головой, при любой попытке узнать желаемое отводил глаза или прогонял, грозясь высечь розгами. Однажды я случайно стал свидетелем разговора, в котором выяснилось, что в цирк меня принёс управляющий. И как все наивные дети, к которым не проявляли особой злости, я пошёл к нему, надеясь услышать о том, кто я есть. Ведь по моим убеждениям уж он-то должен был что-то знать. Но по воле судьбы выбрал я не тот день и час. А, быть может, и тот… В момент, когда я вошёл в комнату своего благодетеля, коим считал человека, давшего мне шанс выжить, этот самый человек считал ринтты и лурры, пересыпая их горстями в сундук. Будучи неглупым малым, я прикинул, что здесь пахнет нечистыми делами. Повторюсь, уровень жизни цирковых был не так высок, чтобы «излишек производства» оставался в таких количествах.

Его голос стал чуть тише. Наверняка, ему не нравилось вспоминать своё «радужное» детство. Тем более — рассказывать о нём.

— Не сталкиваясь с явным обманом до этого, я почувствовал, как внутри растекаются злость и возмущение. Без тени страха я с порога на повышенных тонах спросил, почему же глава нашей, пусть не очень дружной, но большой семьи творит беспредел. Разумеется, вместо оправданий и просьб держать язык за зубами мне поведали, кто я, сделав акцент, что являюсь отродьем демона, откуда взялся, и куда мне идти. Очень красочно и подробно. С покрасневшей мордой, пуская слюни брызгами во все стороны, этот толстый боров поведал, что выкупил меня у семьи спившегося сапожника, который сказал покупателю, что нашёл меня у тела бездыханной оборванки, за пару бутылок эля, — упомянув мать, мужчина перевёл взгляд на огонь и продолжил. — Я не знаю, что именно тогда переполнило чашу: злость, обида, страх или осознание того, что в этом мире ребёнка можно купить за бутылку спиртного так же легко, как поймать кролика в клетке. Но я сорвался. И тогда впервые увидел неподдельный страх в глазах властного и большого во всех смыслах человека, который в два прыжка оказался на кровати, где, сжавшись в комок, орал и просил, чтобы я не приближался. Недоумевая, почему вызвал такую бурную реакцию, я сделал пару шагов вперёд и наткнулся на своё отражение в зеркале. Нет, я знал, что у меня зелёные глаза, хвост и красная кожа, покрытая шрамами. Но тогда они окрасились более ярким цветом и даже слегка загорелись, а в глазах родился огонь. В тот момент я испугался самого себя, но ещё не до конца осознавал, что случилось. Тогда мной овладела удушающая паника, а голос, родившийся в голове, командовал, чтобы я бежал без оглядки, — он слегка тряхнул головой, будто желая прогнать тот жуткий голос, который от воспоминаний вернулся вновь. — И я бежал, пока не кончилось дыхание вместе с силами.

— Ты точно не собрался окунуть нас в историю своей жизни «от и до»? — вставил я, воспользовавшись молчанием Аргондариона, который завис в мыслях, гипнотизируя огонь. Вдруг он глубоко ушёл в свои детские кошмары, забыв, что рядом сижу злой и тёмный я. Спасу бедолагу от ошибки. — Пожалеешь потом.

Вместо и так нежданной благодарности я был вознаграждён взглядом, от которого бы зверь поджал хвост и убежал дальше, чем видит, а человек, пожалев о сказанном, откусил бы свой язык и сжался в комок. Но я поддерживал зрительный контакт, не обращая никакого внимания на его старания. Научить бы его самоконтролю, а то разоряется попусту.

— Я уже сказал, что ты никогда не добьёшься и не услышишь от меня больше, чем захочу сам, — процедил он сквозь зубы, напомнив мне старую змею.

— Молчу, как оракул в дни лунного затмения.

— Постарайся, а то мне рот закрыть дело секунды, — всё не успокаивался тифлинг, но вскоре начал остывать и, наконец, продолжил. — После этого я даже и не думал о том, чтобы вернуться. Ведь все знают, что делают со зверем, посмевшим оскалится на хозяина. Вот и я это прекрасно понимал. Тем более, беря в расчёт характер управляющего цирка, в котором сплетались самовлюблённость, жадность и, как оказалось, трусливость блохастой шавки. Так я и остался на улицах города, где долгое время старался заработать на кусок хлеба честным трудом. Но везде, куда бы я ни сунулся, меня гнали прочь метлой из-за расы без долгих объяснений. А я очень хотел знать, в чём провинился перед жителями. Вскоре, став чуть старше и обозлившись на всех, я начал воровать, чем сейчас не горжусь. Но, как говорится, один в поле не воин, тем более — молодой и сопливый. После очередной кражи мне дали это понять очень доходчиво. Так я стал членом небольшого, но имеющего внушительную репутацию в городе клана, занимающегося кражами гораздо большего масштаба. Им ни к чему было оставлять таракана на своей кухне, где всё было налажено и спрятано. А так как я был ещё очень слаб и даже не думал заниматься развитием своих способностей, пришлось подчиниться и примкнуть к ним. Первое время я даже чувствовал себя членом сплочённой семьи, которого любили. Мне дали самое главное, в чём я нуждался тогда — заботу и внимание. В добавок к этому рассказали о том, что я так долго жаждал узнать: кто такие тифлинги. Разумеется, умелые рассказчики преподносили всё это в самых радужных цветах, чтобы я гордился своим происхождением и шёл на дело, так сказать, с гордо поднятой головой. В клане меня научили владеть оружием, сражаться и отстаивать своё место в жизни. Но вместе с этим я научился и убивать.