Лицеклювый лежал в том же положении, в котором Юра его оставил несколько часов назад. Он откинул одеяла и с удовлетворением про себя отметил, что осаднения на теле акремонца начали затягиваться синей корочкой, что свидетельствовало о том, что он все сделал правильно и организм акремонца восстанавливается. Юрка положил руки на диафрагму акремонцу и слегка надавил, что бы проверить реакцию его организма на болевые симптомы. Неожиданно пурпурный бугорок между глаз лицеклюва дернулся и разошелся. Юрка оторопел от удивления — нарост оказался лиловым глазом с вертикальными веками, который уставился прямо в глаза Юре и он услышал у себя в голове голос:

— Лучше бы меня убила Сурья еще в яйце, и я давно бы уже ушел в гуну раджас [14] , чем сейчас мучиться от пыток этих бестолковых герадамасов.

Юра моментально отдернул руки от тела акремонца, как от огня.

— Наверное, я не выспался, — подумал про себя Юрка: — вот и мерещится всякое.

В это время акремонец открыл два своих обычных глаза, сел и уставился на Юрку.

— Может быть, зря его не добили, — промелькнула мысль у Юрки в голове и он, на всякий случай, взял скальпель в руку.

Акремонец еще шире раскрыл свой третий глаз, и Юра отчетливо услышал внутри своей головы слова:

— Ты меня можешь слышать?

— Кто ты? — вслух спросил Юра у странного лицеклювого.

Тот покачал головой, что чирикнул и Юра опять услышал голос в голове:

— Герадамас, я не понимаю твою речь, но я понимаю твои мысли, а ты мои. Ты праджапати [15] своего рода?

— Кого порвать? — привыкая к такому общению, в своих мыслях спросил Юра у акремонца: — я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я праджапати своего рода. Если я могу общаться с тобой, значит ты тоже праджапати.

— О чем ты? — опять вслух спросил Юрка.

В это время открылась дверь, и в операционную зашел Алим.

— С кем это ты разговариваешь? — спросил он у Юры, осмотревшись в помещении: — это что глаз у синей твари?

Акремонец повернулся к Алиму и еще шире раскрыл свой третий глаз, прикрыв веками два своих обычных глаза.

— Чего он на меня таращится? — спросил Алим: — Вот гадость. Сейчас дам раз в голову и будешь дальше таращиться — только уже мертвый, — адресовал свои слова Алим акремонцу.

Тот видимо понял, что общение с Алимом ничего хорошего ему не принесет и лег, закрыв все свои три глаза, на операционный стол обратно.

— Видишь, плохо ему, а мне надо его подготовить для повторного допроса, — попытался разрядить обстановку Юра: — иди, пожалуйста, мне надо его осмотреть.

Алим ничего не ответил, а лишь презрительно сплюнул на пол операционной и вышел за двери.

Юрка обернулся к акремонцу и мысленно спросил:

— Ты меня слышишь?

Тот по-прежнему лежал с закрытыми глазами и не шевелился.

— Кто ты такой? — еще раз мысленно спросил он.

— Я, Савитар, — открыв третий глаз, мысленно ответил акремонец: — мне очень больно. Твои бхакты [16] меня очень били, но я не понимал, что они от меня хотели.

— Какие бхакты? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Герадамасы, которые тебе подчиняются, меня били, а я не мог им ответить, потому что мой дамару [17] сломался, когда меня бил тот герадамас, который сейчас в нашем ашваттхе [18] обещает Сурье оказать помощь в обмен на свою жизнь.

— Кто такая Сурья, — вслух спросил Юра.

— Я очень хочу, есть, — вместо ответа услышал у себя в голове Юра: — я себя плохо чувствую. Принеси мне поесть, и я тебе все объясню. Я не хочу быть против вас… Я хочу вернуться…

— Что тебе дать поесть? — спросил Юра.

— Еду.

— Понятно. Ляжь и лежи без движения пока я не вернусь.

Юра вышел из лазарета и прямиком пошел на кухню. Время завтрака уже прошло, но покормить на кухне могли в любое время суток. Он шел по тускло освещенным переходам города на верхний уровень и рассуждал, про себя, что он еще вчера чуть не погиб от рук акремонцев, а сейчас преспокойно телепатически общается с шестируким инопланетянином и его это ничуть не удивляет, как будто это вполне обыденное дело.

На кухне сегодня главной была тетя Поля — самая пожилая женщина их города. В лагерь к архонтам она попала в тридцать пять и успела родить двойню — двух мальчиков, которых она даже не успела подержать на руках. Пока она отходила от родов, детей унесли архонты. Ее, как и других опроставшихся матерей, готовили для перевода в другой лагерь, но акремонцы восстали, и она единственная осталась в живых из рожениц, находившихся в тот момент в медицинском корабле лагеря. Остальных порубили обезумевшие лицеклювы. Хоть ей и перевалило за полстолетие, тетя Поля по-прежнему несла на своем лице остатки былой красоты исконно кубанской казачки, несмотря на весьма раздавшиеся в ширину размеры фигуры.