Немного придя в себя, я припомнила все то, что сказала маме и ужаснулась. Даже рот рукой зажала. Господи! Я сказала ей, что она — эгоистка! Ужасно! Как я могла сказать такое родной матери? Как у меня язык повернулся? А ведь это еще не все. Я немало других слов ей сказала. Боже, что же завтра будет!

Зажмурившись, я принялась переодеваться ко сну. С закрытыми глазами это было очень неудобно делать, но я все еще пребывала в панике. Все валилось из рук. Кое-как нацепив на себя ночную сорочку, я плюхнулась на постель и до ушей закуталась в одеяло.

Уснуть я так и не смогла. Меня так беспокоила ссора, что я совершенно забыла о том, что завтра у меня будет кошмарная встреча с Гранденом. Вспомнила об этом я лишь под утро и это не добавило мне оптимизма. Словно я несла в гору огромную кучу камней и тут она стала в сто раз тяжелее.

Это меня доконало. Я подскочила на ноги и стала ходить из угла в угол, часто налетая на мебель в потемках. Господи, за что мне это? Ни один человек не в силах терпеть столько бед сразу! Он сломается. Впрочем, мне недолго осталось этого ждать. Еще немного — и я сама скажу маме, что готова выйти замуж за Грандена прямо сейчас, лишь бы избавиться от этого гнета. Уверена, когда я это скажу, все станут по отношению ко мне необыкновенно добры и предупредительны. Вот только мне после такого останется только удавиться.

Налетев на стул и оцарапав ногу, я поморщилась и огляделась кругом в поисках более безопасного места. Им оказался подоконник. Я всегда любила на нем сидеть. Сев, я поджала под себя ноги, задернула штору и прижала горячий лоб к стеклу. На улице было темно и ничего не видно. Но я и не хотела ничего видеть. Зачем мне это? Своим внутренним взором я могла представить себе все, что угодно. Это и пугало. Счастливы люди, у которых воображение отсутствует напрочь. Господи, все бы отдала, чтобы заснуть, а проснувшись обнаружить, что все это было лишь кошмарным сном!

Самое забавное, что на подоконнике, в самой неудобной позе на свете мне удалось заснуть. Но, как следствие этого, мне приснился кошмар. На сей раз в нем не фигурировал ни Гранден, ни Элиза, а было нечто совсем постороннее и даже не совсем понятное. Сейчас я просто не помню, что же мне такого снилось, но я махала руками, визжала и брыкалась, а когда открыла глаза, увидела перед собой бледное, испуганное лицо Анны, держащейся за щеку.

— Мадемуазель Сюзанна, — прошептала она, — что с вами? Простите, если я сделала что-то не так. Я хотела вас разбудить.

— Я ударила тебя? Ох, прости, — мне стало неловко.

Что за идиотка, Господи! Только такой дуре, как я, могут сниться такие сны, что совсем неудивительно. Ты бы еще на шкаф забралась.

— Плохой сон? — сочувственно произнесла Анна, — зачем же вы спали на подоконнике, мадемуазель?

На этот вопрос ответить было ничего нельзя. Я имею в виду, ничего вразумительного. Поэтому, я сказала:

— Дай мне умыться, Анна.

Начался самый ужасный день в моей жизни. Сегодня меня ждало столько сюрпризов, что впору было прикинуться умалишенной. Итак, сперва завтрак, как я могу об этом забыть! Сперва меня пропесочат там, притом, как следует. А потом то, что от меня останется, отправится на встречу с Гранденом. Там меня добьют окончательно. Надеюсь, останется, что похоронить. Впрочем, я в этом сомневаюсь.

Увидев меня, мама спросила, как ни в чем не бывало:

— Как ты себя чувствуешь, милая?

Я вытаращила глаза и внимательно посмотрела на нее. Она забыла? Нет, не может быть. Тогда в чем дело?

— Х..хорошо, — ответила я, не совсем уверенная, что правильно ее поняла.

Может быть, у меня начинаются слуховые галлюцинации?

— Ты плохо выглядишь, Сюзон. Бледная, осунувшаяся.

— Нужно лечь в постель, — заметил отец.

— Глупости, — решительно возразила Алиенор, — все, что ей нужно — это хорошая прогулка. Свежий воздух — лучшее лекарство. Ты ведь хочешь прогуляться, Сюзон?

Уже-е?! Я покрепче вцепилась в стул, чтобы не свалиться.

— Д..да, — через силу выдавила я, меняясь в лице.

— Тогда сразу после завтрака и пойдем, — заключила сестрица.

Завтрак меня и раньше не привлекал, а сейчас я просто не могла смотреть на еду. Вид приготовленной пищи вызывал тошноту. Я ковырялась в тарелке, делая вид, что ем. Не думаю, что мои маневры кого-то обманули. Всем давно известно, что любое переживание у меня быстро переходило в телесную болезнь. Начинало тошнить, раскалывалась голова, сильно билось сердце, руки и ноги отказывались повиноваться. Боже, и с такими-то силами я собралась разговаривать с Гранденом! Да он только глянет на меня, я и концы отдам. Бух — и Сюзон в обмороке! Красиво. А главное, мужчины это обожают. Им нравится, когда женщина показывает свою слабость, доказывая, что мужчина сильнее. Браво, Сюзон! Гранден будет в восторге. Какова же его неотразимость, если женщины при виде него тут же сознание теряют! Впрочем, давайте будем честными, в обморок я скорее всего не упаду. Ни разу у меня не выходило это действо. А вот стошнить меня может. А это уже не столь романтично.

— Сюзон, мне не нравится, как ты выглядишь, — мама подошла ко мне и положила прохладную ладонь на мой пылающий лоб.

— У меня нет жара, — поспешно сказала я.

— Ты ничего не ешь.

— Не хочется. Потом.

— После прогулки на свежем воздухе сильно разыгрывается аппетит, — поспешила вставить Алиенор.

— Тебе это будет просто опасно, — хмыкнула мама.

— Хочешь сказать, я много ем? Я — толстая, так? — завелась сестрица с пол оборота.

Называть ее толстой не поворачивался язык. Но женщин всегда задевают такие намеки. Разумеется, не таких, как я. Мне бы это, пожалуй, польстило. Но это была бы слишком грубая лесть.