Снова прокатился шумок, к которому добавился слабый хлопок рукой по столу епископом.

— Ещё один туда же, — вполголоса сказал Поборник справедливости и уз.

— Откуда вам известно, что граф и графиня не являются истинными родителями Эдварда Фосбери? — спросил Защитник уз.

— От матери этого ребёнка, — ответил Майкл, чем вызвал настоящий шум и восклицания в зале.

— И кто же она?

— Её зовут Бригитта Наннери, и она должна была уже подойти и ожидать в приёмной зале.

Все, в том числе Дора, удивлённо смотрели как Бригитта, в дорогом чёрном узком платье и маленькой шляпке с короткой вуалью, с прямой осанкой проследовала к месту для опроса. После поклона и положенных клятв её спросил официал суда:

— У нас по делу в показаниях ответчиков и свидетелей вы проходите как простолюдинка по имени Бригитта, не имеющая фамилии. Теперь же вы назвались фамилией Наннери. По какому праву вы это сделали?

— Под этой фамилией меня зарегистрировал граф Оддбэй как жительницу графства купеческого сословия.

— Свидетель, граф Оддбэй, вы подтверждаете слова этой свидетельницы?

— Да, но… Я впервые узнаю, что она является родной матерью виконта Фосбери. Мой сын Майкл просил меня недавно записать её имя и фамилию в церковно-приходской книге нашего графства, сказав, что готовится задействовать эту мисс в своём новом экономическом прожекте.

— Хорошо. Свидетельница, вы подтверждаете, что, не состоя в браке, вы родили ребёнка и отдали его графу и графине Фосбери?

— Да, Ваше преосвященство, подтверждаю.

— Почему вы это сделали?

— Почему родила?

— Нет, — нахмурился епископ, — Почему вы отдали им своего новорожденного сына?

— Потому что отец этого ребёнка, будучи аристократом, не мог на мне жениться и признать ребёнка официально, а также не мог поддерживать нас, так как уехал за границу. Он предложил простолюдина, который взял бы меня замуж беременной. У меня же не было ни жилья, ни денег. Я просила графа Фосбери позволить жить мне рядом с его женой, моей монастырской подругой, чтобы она могла помогать нам с ребёнком, как она и сама хотела, но он не разрешил мне этого. Но главное, я беспокоилась за судьбу своего сына, который, как незаконнорожденный, был бы отлучён от церковных таинств, прежде всего крещения, и на всю жизнь оставался бы причисленным к самым низким сословиям, наряду с проститутками и нищими. Если бы не это обстоятельство, я бы никогда не отказалась от своего сына, — голос Бригитты при этом дрогнул, но она продолжила — Моя подруга Долорес-София известна мне как… добрый и совестливый человек. И я решила согласиться на предложение графа Фосбери о том, чтобы отдать им с женой своего ребёнка и никогда не разглашать этой тайны.

— Вы как-нибудь причастны к решению о том, что ваш ребёнок не будет усыновлён графом и графиней Фосбери официально, а будет выдан ими за своего?

— Я не придавала значения этому вопросу. Для меня это означало одно и то же — я навсегда теряла своего сына.

После выступления Бригитты в суде был вновь объявлен перерыв до завтра.

Леди Элинор, при которой не прозвучало имя отца ребёнка, вскричала вослед уходящим судьям:

— Они все лгут! Ребёнок похож на покойную герцогиню, так все говорят, значит, настоящая мать этого ублюдка — Долорес-София!

Ни один из выходящих из залы судей не повернул в её сторону своей головы. Проходившая мимо неё Бригитта наступила на край подола платья леди Элинор и в нём образовалась дырка. Не извинившись, Бригитта вышла из зала так же гордо, как и вошла в него.

Дора смотрела, как виконт Оддбэй выходит из здания рядом с Бригиттой и что-то говорит ей, одобрительно кивая. После этого Майкл подошёл к ним.

— Я прошу прощения за то, что не рассказал вам раньше о своих планах на мисс Бригитту. Её история показалась мне полной несправедливости по отношению к ней, и я решил ей помочь встать на ноги.

— Она сказала вам о том, что получила крупную сумму денег за отказ от ребёнка и сохранение всего в тайне? — Хмуро спросил граф Фосбери.

— Как я понял, она не просила этих денег и была озабочена лишь судьбой ребёнка.

Лорд Фредерик ничего больше не сказал и отошёл от Майкла, не попрощавшись.

— Я рада, что вы помогаете Бригитте, — сказала Майклу Дора.

После этого она быстро пошла вслед за мужем и не стала давать возможности виконту задать другой вопрос, на который не хотела бы пока отвечать. Лорд Фредерик же гневно сказал, возвращаясь домой в карете и явно имея в виду Майкла:

— Каков наглец!

Дора промолчала, прекрасно понимая, что именно больше всего вызвало гнев графа Фосбери.

Выступление Майкла в суде словно внесло разлад в семейную атмосферу дома Фосбери. Дора явно закрылась, не желая обсуждать эту тему, а Фредерик и Элизабет, видя это, не рискнули вызывать её на разговор. Умный человек по поведению Доры мог бы догадаться, какие ответы он может получить на свои вопросы. А Фредерик и Элизабет Фосбери дураками отнюдь не являлись.

Дора же в очередной раз для себя восхитилась поступком Майкла, связанным с Бригиттой. Она даже не задавалась уже вопросом, почему, зная о том, что Бригитта может понадобиться им в суде, лорд Фредерик не сделал попыток её отыскать, а виконт — сделал и нашёл. Потому что это Майкл — вот и весь ответ.