Шрифт:
– Здрасте. – И сажает на стол сына и дочь.
Мужики переглядываются меж собой.
–Следи за детьми. – И ушла.
Да, теперь пить нельзя. Ответственность измеряется совсем иначе. Надо, по-видимому, себя настроить на иное положение. А может оно и к лучшему. Конечно же, к лучшему. А получилось к худшему. Как понять правоту жития? Никак. Сама познаётся за тебя.
– Пап…
– Ну?
–Пойдём на качели…
Идти с родными или остаться с чужими?
Сомнений нет! Это его долг!
И все вместе – отец, сынок и дочка уже на пути счастливых минут. Только отчего-то таких минут очень мало и они весьма редки. Нет, они, конечно же, находят своих истинных обладателей, но тают, как первый снег, незаметно и быстро.
Позади пьянка и, слава Богу!
Зато вечер сообразовался в полюбовной лирике семейного ужина. Намного лучше, да вот не всегда удаётся схватить волю свободного желания по длине земного счастья. Бежишь, пытаясь его догнать, а оно прячется, скрывается от тебя посреди туманов на жёлто-безликом дне, будто ты прокажённый или мерзавец, недостойный снисхождения и торжества!
– Эй, счастье, подожди! Дай тобой освежиться…
– Некогда мне… Просторы большие… Бегу по ним легко, ты лишь улавливай и удерживай… – И исчезает на покрове ночных мытарств, перемешиваясь с болью ран. И неудачи скачут, как зайцы, торопятся насадить ужасы.
Были же, конечно, и поучительные ситуации, но изменить суть дела не очень-то просто, а порою и совсем нельзя. Будто кто-то сидит внутри тебя, сидит и управляет не только твоим телом, но и твоим сознанием. Хотел бы сделать иначе, но всё наоборот получается. Хочешь одно, а творишь другое, неприличное твоей натуре.
А ведь и зароки давал, божился, не понимая истины и сути. – Пить больше не буду! Клянусь! Вот те крест! – И зароки – пусты! И крест уже не крест! И суть не та. А какие с них толки, если этот кто-то никак не реализует твоё стремление – наладить жизнь, а подсовывает своё, отвратительное, нечеловеческое и болезненное движение дел и мыслей, уже из с'aмого сокровенного тебя обезличивает и делает рабом мытарем, изгоем. Это невмоготу, отделаться трудно, практически невозможно.
Пил и пил в каждый раз на прихотях чужого дыхания. Порою сил не доставало, мир плыл перед глазами отвратительно, но болезнь, её зыбучая страсть, прочно отравляла сущность нравов и чистоты. Бремя, возложенное на Генку, тяготело над ним постоянно, шло по пятам неотступно, только смерть в силах была разорвать неразрывное и принести малое облегчение. Так он думал, но не знал, как это будет на самом деле.
Умирать всегда неестественно думам, но реализуется её воля иначе и неведомо. С чем связана доля смерти никому неизвестно, никто оттуда не вернулся ещё и не поведал всей правды. А существует ли она эта правда о жизни иной? Наверно существует, если человек устремляется к ней своим чутьём. Что-то тянет туда… Ежели бы ничего там не было, то вряд ли бы и тянуло туда…
В эту ночь домой явился далеко за полночь. Раздеться – сил нет. Голова в чёрном угаре дыма и вони. Самом'y противно. Скорей бы добраться до дивана и брякнуться… И забыться сном, в котором опять будет стрелять и тонуть в реках крови…
Днём Светка убирала квартиру одна и переставила диван с одного места на другое, чтобы хоть немного освежить уют новизной. Приелось всё. И захотелось как-то изменить образ квартиры. Ждала мужа, но ему не до убранства, у него другие ценности слов творят новизну.
Он не знал. Не предполагал.
Жизнь текла на пульсе однобокого и пьяного убожества. Чем дышала семья – всё равно, когда человек на запоях, когда ему не виден образ света. Дверь открыл сам. С шумом прополз по стене в комнату и со всего размаху сиганул на диван в надежде поспать.
Не понял. Грохот. И уже на полу.
– Чёрт! – Проговорил испуганно Генка.
– Хи-хи… – Чёрт рядышком, совсем рядышком.
– Схожу с ума! Дивана нет… Куда подевался? – И ещё некоторая брань вульгарных и незамысловатых словечек свалились на пол вместе с ним. Душа спряталась куда-то в незнакомые и потаённые места, а сердце заклекотало страстью.
А чёрт скачет тут, как тут.
– Хи-хи…
Поднялся мужик с пола, потирая ушибленные места.
Чёрт паясничает, ржёт.
– Хи-хи…
Генка дотянулся до света. Выключатель на месте.
– Хм… – Чёрт всегда рядышком.
– Фу! – Сразу же и полегчало, едва увидел свой вымученный диван на другой стороне комнаты. Кровь внутри взбрыкнулась вольготно, даже протрезвел на неопределённые мгновения! И рассмеялся. Отлегло чуть от сердца.