Отношения с собой можно наладить только доверием и любовью, поэтому я как учитель считаю своей целью создание среды, в которой человек может встретиться со своим телом с позиции любви и доверия к присущей ему мудрости.

Я делаю все возможное на своих занятиях, чтобы не подогревать и не провоцировать чувство стыда. Говорю с учениками на языке уважения, никого в классе не сравниваю и не выделяю. Всегда слежу за тоном общения и высказываниями в их адрес.

Во время практики я призываю своих учеников к самоконтролю: только они знают, что для них действительно хорошо, а что нет, и только они сами должны выбирать, что и как им нужно (или не нужно) делать. И конечно же, никогда не вступаю в тактильный контакт без разрешения: для меня важно, чтобы человек смог без ущерба для себя пережить любое мое прикосновение.

Я понимаю, что не в состоянии контролировать внутреннее состояние людей во время занятий. Допускаю, что среди моих учеников были те, которые могли рассказать похожую на мою историю стыда.

Рано или поздно с проявлением стыда сталкивается каждый учитель и каждый ученик, явление это слишком широко распространено и способно оставлять глубокие раны. Мне остается надеяться, что у меня получается создавать в зале благоприятную атмосферу, в которой ученики могут переживать во время практики самые разные состояния.

Я всегда помню, что каждый человек, приходящий ко мне на занятия или берущий мои видеоуроки, на протяжении долгого времени был жертвой необходимости соответствовать определенным физическим стандартам. Я осознаю, что как учитель обладаю определенной силой и должна использовать ее в соответствии с первым принципом ямы (ахимса), который гласит: не навреди.

Моя практика направлена на создание здорового и цельного образа тела. И я делаю это без стыда.

Я выросла в условиях культуры, в которой прежде всего ценится внешность (моя семья не являлась исключением из правил в этом отношении). Я верила, что меня полюбят, только если я буду стройной и симпатичной. Быть толстой – это грех. Да, именно грех. Я считала обжорство богомерзким занятием. Честно говоря, я пришла к такому выводу исходя из ложного понимания того, что было важно в моей матери моему отцу, а во мне – моей семье. Я ошибалась, но уверенность, что моя ценность для окружающих зависит от моего веса, глубоко засела в сознании. Только чудо могло заставить меня поверить в то, что важна сама по себе я и мое к себе отношение (и, соответственно, к окружающим). Я же была уверена: некрасивую меня никто никогда не полюбит. А без любви невозможно выжить. Как ни странно, в заботах о своей внешности я совершенно выпала из жизни, за которую так сильно цеплялась.

Разумеется, битве за принятие себя не было видно ни конца ни края. Идеал физической красоты был недостижим, а поскольку любовь снисходит только к идеальным людям, я была обречена жить с чувством тотальной неполноценности. Я была слишком толстой, слишком крупной, слишком ненужной.

Ненависть к себе немного поутихла, когда я поступила в колледж и уехала из дома: мне не нужно было соревноваться с матерью и сестрой в гонке на похудение. Моя старшая сестра с 1997 года пыталась преодолеть анорексию. Она никогда не показывалась врачам, и на протяжении многих лет симптомы ее болезни вызывали во мне чувство бессилия, злости и страха. Мы были абсолютно разными, и в некотором смысле ее диагноз в чем-то помогал мне принять себя такой, как есть. Именно ее болезнь повлияла на мою жизнь: я стала убеждать других людей, что они достойны полноценной и осмысленной жизни. Но начала я с себя.

В 2001 году моя мать решила провести семейный отпуск в Коста-Рике, записавшись на йога-ретрит Pura Vida («Чистая жизнь»). Никто из нас прежде не касался коврика для занятий. И кто же впервые в жизни знакомится с йогой в живописных горах Коста-Рики? Правильно, я. Йога одновременно очаровывала меня и немного пугала. Учителем была женщина по имени Срутих, казавшаяся мне олицетворением искренности и терпения, она словно излучала радость. После недельного вводного знакомства с практикой я сказала ей, что она может позвонить мне, если когда-нибудь окажется в Далласе. Несколько недель спустя она позвонила и спросила, может ли она на три месяца поселиться у меня, чтобы помочь друзьям открыть студию.

То есть будет правильнее сказать, что по-настоящему я познакомилась с йогой уже дома, когда жила под одной крышей с учителем. Я буквально окунулась в практику, пела мантры и медитировала прямо у себя в гостиной. Тогда я и не догадывалась, в каком привилегированном положении оказалась. Когда Срутих уехала, я продолжила практику в студии, которую она помогла открыть. Я ходила туда каждый день без особого труда. Я жила с уверенностью, что тренировки – любые – должны быть ежедневными. Эту установку я унаследовала от матери, она ставила свои занятия превыше всего.