Он было придвинулся ближе, говоря более тихо, но тут же резко отстранился.

– Я не хочу, чтобы Янов вошел сюда и увидел нас. Не знаю, что он подумает.

– Это невозможно. Он спит, и я поддерживаю это его состояние. Если он зашевелится, я буду знать… Продолжайте: вы хотели посетить все три планеты. Что же изменилось?

– В мой план не входило терять на любом из миров времени больше необходимого. Если этот мир – Аврора – существовал без людей двадцать тысяч лет, на нем несомненно не уцелело никакой ценной информации. Я не хочу провести недели или месяцы в бесплодных раскопках поверхности планеты, отбиваясь от собак, кошек, быков и прочего, что могло одичать и стать опасным, и надеясь найти среди пыли, ржавчины и гнили отрывочные сведения. Может оказаться, что один или оба из оставшихся Запрещенных Миров населены людьми и имеют нетронутые библиотеки… Поэтому я собирался немедленно покинуть эту планету. Если бы я сделал это, мы были бы сейчас в космосе, в полной безопасности.

– Но..?

– Но если роботы в этом мире еще действуют, они могут иметь важную информацию, которую мы можем использовать. Иметь дело с ними безопаснее, чем с людьми, поскольку, как я слышал, они должны повиноваться приказам и не могут причинить вреда людям.

– Поэтому вы изменили свой план и сейчас собираетесь провести время, изучая роботов этого мира?

– Я не хочу этого, Блисс. Мне кажется, что роботы не могут просуществовать двадцать тысяч лет без технического обслуживания… И все же, поскольку вы видели одного с искрой активности, я не могу целиком полагаться на свой здравый смысл, применительно к роботам. Роботы могут оказаться более долговечными, чем я считаю, или же могут иметь возможности для самостоятельного техобслуживания.

– Тревиз, – сказала Блисс, – выслушайте меня и пусть это останется тайной.

– Тайной? – переспросил Тревиз, от удивления повысив голос. – От кого?

– Тс-с-с! От Пила, конечно. Видите ли, вам вовсе не нужно менять своего плана. Вы были правы – в этом мире нет действующих роботов. Я ничего не чувствую.

– Но вы почувствовали одного, и значит…

– Я ничего не чувствовала. Он не действовал и очень давно.

– Но вы сказали…

– Я знаю, что я сказала. Пил думал, что увидел движение и услышал звук. Он романтик и провел жизнь, собирая данные, но это трудный способ прославиться в мире ученых. Ему очень хочется сделать самому важное открытие. Находка слова «Аврора» и узаконение его, сделали его более счастливым, чем вы можете себе представить. Он отчаянно хочет найти что-нибудь еще.

– Значит, он настолько хотел сделать открытие, что убедил себя, будто наткнулся на действующего робота, хотя на самом деле ничего подобного не было?»

– То, на что он наткнулся, было грудой ржавчины, содержащей сознания не больше, чем камень, на котором оно лежало.

– Но вы поддержали его рассказ.

– Я не смогла заставить себя украсть у него открытие. Он так много значит для меня…

Тревиз с минуту смотрел на нее, затем сказал:

– Можете вы объяснить, почему он так много значит для вас? Я хочу знать это. Я действительно хочу знать это. Для вас он должен казаться пожилым мужчиной, не имеющим в себе ничего романтического. Он изолянт, а вы презираете изолянтов. Вы молоды и красивы и должны быть другие части Геи, имеющие тела сильных и красивых молодых мужчин. С ними вы можете вступить в физическую связь, которая усиливается Геей и приносит максимум наслаждения. Так что же вы видите в Янове?

Блисс серьезно взглянула на Тревиза.

– Вы не любите его?

Тревиз пожал плечами.

– Я люблю его. Думаю, можно сказать, что я люблю его несексуальной любовью.

– Вы знаете его не очень долго, Тревиз. Почему же вы любите его этой вашей «несексуальной» любовью?

Тревиз улыбнулся, почти не заметив этого.

– Он очень странный малый. Я совершенно уверен, что никогда в жизни у него не было ни одной мысли о себе. Ему приказали отправиться со мной, и он отправился. Без возражений. Он хотел попасть со мной на Трантор, но когда я сказал, что собираюсь лететь на Гею, он не стал спорить. И сейчас он отправился со мной на поиски Земли, хотя должен знать, что это опасно. Я совершенно уверен, что если ему придется отдать жизнь ради меня – или кого-то другого – он сделает это не ропща.

– А вы бы отдали за него свою жизнь?

– Я могу сделать это, если у меня не будет времени на размышления. Если у меня будет время подумать, я начну колебаться и могу струсить. Я не так хорош, как он и поэтому взял на себя труд защищать и хранить его. Я не хочу, чтобы Галактика научила его НЕ БЫТЬ хорошим. Вы понимаете? И особенно я должен защищать его от ВАС. Мне ненавистна мысль, что вы отодвинете его в сторону, независимо от того, что заставляет вас делать это.

– Да, полагаю, вы думаете именно так. А вам не кажется, что я вижу в Пиле то, что видите вы и даже больше, поскольку могу прямо контактировать с его разумом? Неужели я действую так, будто хочу повредить ему? Разве я поддержала бы его в истории с роботом, если бы хотела этого? Тревиз, я использую то, что вы назвали бы добротой, ведь каждая часть Геи готова пожертвовать собой ради целого. Но мы не отказываемся ни от чего, делая это, ведь каждая часть и ЕСТЬ целое, хоть я и не жду, что вы поймете это. Пил совершенно иной.

Блисс больше не смотрела на Тревиза. Она говорила как бы сама с собой.

– Он – изолянт и самоотвержен не потому, что является частью большого целого. Он самоотвержен потому, что самоотвержен. Вы понимаете? Он теряет все, не получая ничего, и все остается самим собой. Он стыдится меня, потому что я не боюсь потерять, тогда как он живет, не надеясь получить.

Она снова взглянула на Тревиза.

– Да знаете ли вы, насколько лучше вас я понимаю его? И вы думаете, что я хочу причинить ему вред?

– Блисс, – сказал Тревиз, – сегодня днем вы сказали: «Давайте будем друзьями», и все, что я ответил, было: «Если вы этого хотите». Я думал, что вы хотите повредить Янову. В общем, сейчас моя очередь. Так вот, Блисс, давайте будем друзьями. Вы можете продолжать поиски преимуществ Галаксии, а я могу отказываться принимать ваши аргументы, но все-таки, несмотря на это, давайте будем друзьями. – И он протянул ей руку.

– Конечно, Тревиз, – сказала она, и они крепко пожали друг другу руки.