– Выходите, – сказал он. – Здесь довольно приятно.

– «Приятное» – вполне подходящее слово для этого, – сказал Пилорат. – Полагаете, здесь всегда пахнет так?

– Это неважно. В течение часа мы привыкнем к этому аромату, наши рецепторы полностью насытятся, и мы не будем чувствовать ничего.

– К сожалению, – сказал Пилорат.

– Трава сырая, – неодобрительно заметила Блисс.

– А почему бы и нет? В конце концов на Гее тоже бывают дожди, – сказал Тревиз и, пока он говорил, яркий солнечный луч выглянул на мгновение через разрыв в облаках. Похоже, скоро их станет больше.

– Да, – сказала Блисс, – но мы знаем, когда он пойдет и бываем готовы к нему.

– Это плохо, – сказал Тревиз. – Вы утратили трепет перед неожиданным.

– Вы правы, – согласилась Блисс. – Я постараюсь не выглядеть провинциалкой.

Пилорат огляделся и разочарованно произнес:

– Похоже, вокруг ничего нет.

– Это только кажется, – откликнулась Блисс. – Они появятся из-за этого подъема. – Она взглянула на Тревиза. – Вы считаете, что мы должны идти им навстречу?

Тревиз покачал головой.

– Нет. Мы прошли для встречи с ними много парсек. Позволим им пройти остаток пути. Мы подождем их здесь.

Только Блисс могла почувствовать приближение гостей до того, как оттуда, куда указывал ее палец, появилась одна фигура, затем другая и третья.

– Похоже, это все, – сказала Блисс.

Тревиз с любопытством смотрел. Хотя он никогда не видел роботов, у него не было ни малейшего сомнения, что это именно они. Внешне они имели грубо человеческую форму, причем вовсе не казались металлическими. Их корпуса были тусклыми и производили впечатление мягкости, как будто покрытые плюшем.

Впрочем, он знал, что эта мягкость – только иллюзия. Тревиз вдруг почувствовал желание коснуться этих фигур, которые приближались так флегматично. Если это действительно был Запрещенный Мир, и космические корабли никогда не появлялись здесь – а так и должно было быть, поскольку это солнце не было нанесено на карту Галактики – то «Далекая Звезда» и люди, прилетевшие на ней, должны были представлять собой нечто такое, чего роботы никогда не видели. Тем не менее, они реагировали со спокойной уверенностью, как будто это было для них самым обычным делом.

Понизив голос, Тревиз сказал:

– Здесь мы можем получить информацию, которую не могут дать больше нигде в Галактике. Мы можем спросить их о местонахождении Земли, и если они знают это, то должны сказать нам. Кто знает, как долго эти штуковины функционируют и сохраняются? Они могут дать ответ из личной памяти.

– С другой стороны, – заметила Блисс, – они могут оказаться недавно сделанными и не знать ничего.

– Или, – добавил Пилорат, – могут знать, но отказаться сказать нам.

– Полагаю, – заметил Тревиз, – они не могут отказаться, если только им не приказали ничего не говорить нам. А для чего нужен такой приказ, когда никто на этой планете явно не ожидал нашего появления?

Метрах в трех роботы остановились. Они ничего не говорили и не двигались.

Тревиз, держа руку на бластере, обратился к Блисс, не отрывая взгляда от роботов:

– Можете вы сказать, враждебны ли они?

– Вообще-то, Тревиз, я не знакома с их ментальной деятельностью, но не чувствую ничего, что можно назвать враждебностью.

Тревиз снял руку с приклада оружия, хотя и продолжал держать ее рядом с ним. Он поднял левую руку, ладонью к роботам, и сказал, говоря очень медленно:

– Приветствую вас. Мы пришли в этот мир как друзья.

Центральный робот наклонил голову, как будто неуклюже наклонился – движение, которое оптимист мог принять за жест мира – и ответил.

У Тревиза челюсть отвисла от изумления. В мире галактического общения никто не думал, что оно может оказаться невозможным. Однако, робот не говорил на Стандартном Галактическом или каком-либо подобии его. Фактически, Тревиз не смог понять ни слова.

Пилорат был удивлен не меньше Тревиз, но вместе с тем и явно доволен.

– Разве это не странно? – сказал он.

Тревиз повернулся к нему и резко сказал:

– Это не странно. Это просто невнятная речь.

– Ничего подобного, – ответил Пилорат. – Это Галактический язык, но очень древний. Я уловил несколько слов. Вероятно, я понял бы больше, будь они написаны. Вот произношение действительно загадка.

– И что же он сказал?

– Я думаю, он сказал, что не понимает ваши слова.