Исследователь справедливо полагает, что «никакая сеть учреждений и связей культуры, никакой поток сообщений и событий в ней, – если брать только как учетные единицы прогнозов и программ на будущее, – не удовлетворяют культурных потребностей и не воспитывают. Внимание должно быть перенесено на ценностную емкость, разнообразие и целостность той духовной среды, которая этими сетями и потоками обеспечивается» 41 .

Соответствующие задачи стоят и перед научным осмыслением культурной политики, в котором необходимо подчеркивать переживание культуры как переживание собственных смыслов, как опору для внутренних преобразований, как доказательство осмысленности своего собственного существования и понимание, что эта осмысленность достигается путем глубокой внутренней духовной работой, а не дана как нечто само собой разумеющееся индивиду при его рождении.

Вывод, который делает О. И. Генисаретский, опять-таки связан со стратегической целью современной российской культуры: в современной России под культурной политикой понимают разработку и реализацию культурных проектов и программ, в то время как насущно необходима проработка «политических предпосылок институционализации культурно-политической активности 42 .

В статье «Культурная политика: не сегодня, скорее, завтра» О. И. Генисаретский вскрывает источники современного осуществления культурной политики, видя их в концептуальных политических решениях 30-х гг. XX в. «Завтра» же культурной политики определяется как выход России на арену диалога с цивилизационными мега-проектами, вступление с ними в полемику или солидаризация (с помощью предложения своих собственных мега-проектов), предварительно осуществив серьезную проверку своих собственных культурно-экологических мега-проектов, концентрирующих российский историко-культурный опыт и вводящих его в виде концепций и реальных проектов в глобальное цивилизационное мега-проектное пространство. Ключевые слова в этом процессе, полагает О. И. Генисаретский, – это «культурное наследие», «жизнеспособность» и «развитие» 43 .

Прямая связь понимания культурной политики с ее целями исследуется О. Н. Афанасьевой, которая справедливо полагает, что стратегические цели культурной политики могут быть сугубо экономическими либо собственно культурными. Однако исследователь рассматривает некий компромиссный вариант, поскольку экономические ресурсы всегда необходимы для осуществления любых культурных целей. В связи с этим определенные экономические механизмы финансирования культуры сами по себе могли бы способствовать реализации собственно культурных целей – это многоканальное и инвариантное финансирование, иерархическая инверсия, создание благоприятных условий для различного рода социальных объединений, поступательное формирование «человека культуры» (В. Библер) через культивирование определенных идеалов 44 .

Однако в ситуации переходного периода О. Н. Афанасьева фиксирует многочисленную негативную критику предлагаемых государством моделей культурной политики и в качестве преодоления кризиса этого государственного моделирования предлагает вновь обратиться к устоявшимся и общепринятым моделям, существующим в развитых индустриальных странах.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в настоящее время исследование культурной политики в российской социальной философии разворачивается в соответствии с принципами социального конструктивизма, где в определении принципов, форм, способов осуществления, в методах, целеполагании, проектах культурной политики видится возможность изменения социального бытия людей, его качественного улучшения.

С одной стороны, государство как репрезентант социума и культуры задает, исходя из государственных интересов (которые не всегда соответствуют интересам общества и объективным тенденциям культурогенеза), идеалы, нормы, ценности культурной жизнедеятельности. Данная форма государственной активности институциализируется в системе государственной культурной политики. С другой – продукты процесса культурогенеза объективно утверждаются в обществе (но не обязательно в государстве) как следствие объективных тенденций самого культурного процесса через исторически сложившиеся идеалы, нормы, традиции и т. д. Данные взаимоотношения культурной политики и культурной реальности конкретно-исторически всегда противоречивы.

Под культурогенезом в русле данного исследования понимается сложный и многоуровневый процесс динамики культуры, в ходе которого возникают новые культурные формы, которые интегрируются в существующие культурные системы, а также процесс формирования новых культурных систем и конфигураций. Сущность социально-культурного процесса, его движущие силы в различных философских подходах определяются иногда диаметрально противоположным образом. Так, с точки зрения эволюционизма и классического позитивизма культурогенез есть процесс адаптации человеческого сообщества к постоянно трансформирующимся условиям природной и социальной среды. Тогда как с точки зрения интерпретативной концепции К. Гирца, бытие культуры есть удвоенная интерпретация мира знаков и символов, уже созданных людьми.

Представляется, что российский культурогенез имеет одну из самых сильных степеней субъектного воздействия на себя со стороны как реальных властителей – князей, царей, генеральных секретарей, президентов, так и со стороны «властителей дум» – философов, писателей, общественных деятелей, деятелей культуры. Эта особенность историко-культурного процесса находит свое отражение в познавательном пространстве и самого культурогенеза, и культурной политики.

Проделанный обзор концептуальных понятий культурной политики показывает, что спектр определений культурной политики чрезвычайно широк. Это понятие разрабатывается в теории культуры, в теории социально-культурной деятельности, где для его формирования используются логические процедуры – анализ, синтез, индукция, дедукция, формализация, экстраполяция и др. Однако за последнее десятилетие понятие «культурная политика» получило и совершенно другую интерпретацию, связанную с процессами, идущими в сфере общественного сознания, в сфере государственной идеологии. В дополнение к понятию «культурная политика» добавляется термин «новая», и «новая культурная политика» рассматривается уже не как научно проработанное понятие, а как знак, указывающий на определенные идеологические процессы.

Таким образом, усиленное субъектное воздействие на культурогенез, характерное для истории российской культуры, получает форму и субъектного воздействия на терминологию, с помощью которой он научно исследуется. Сама же терминология активно эксплуатируется для манипулирования определенными процессами в общественном сознании, связанными с пониманием культурной специфики и перспектив российской культуры в глобальном процессе.

В российской социальной философии проблеме субъектного воздействия на культурогенез и, соответственно, особой роли субъективного фактора культурной политики было уделено большое внимание в трудах С. А. Аксакова, М. А. Бакунина, В. Г. Белинского, Н. А. Бердяева, В. Н. Вернадского, Л. Н. Гумилева, К. Д. Кавелина, Н. М. Карамзина, Н. И. Костомарова, В. А. Куманева, П. Н. Милюкова, Г. В. Плеханова, С. М. Соловьева, Н. С. Трубецкого, Н. И. Тургенева, А. С. Хомякова, Н. Г. Чернышевского и других мыслителей.