– Ну, ладно, нельзя описать, значит нельзя. А какой третий случай?

– На третий раз я почти что умер.

– Приступ? Клиническая смерть?

– Клиническая смерть была, но не от приступа. Я пошёл с другом на рыбалку. Поднялись на помост, деревянный такой, из больших досок. Высота метров пять. Внизу река, камни из воды торчат, гладкие большие такие валуны. В общем я удочку взял и на край помоста встал, и то ли гвозди там проржавели, то ли пошутил кто так, но доска, на которую я встал, вдруг пошла подо мной вниз, мой приятель даже сообразить ничего не успел. Он говорит, что все очень быстро получилось, я встал на край, хлоп! доска как на качелях вокруг балки повернулась, и я полетел вниз. А у меня все совсем по-другому было. Похоже, как с машинами, я становлюсь на край, и доска медленно начинает двигаться вниз, и я вижу, что она уже оторвалась на противоположном конце, и я уже схватиться ни за что не успеваю и сейчас полечу вниз на валуны, причём головой попаду как раз на центр самого большого. И тоже все звуки исчезли, и я медленно лечу вниз, и в этот миг у меня вся жизнь проходит перед глазами.

Данилин замолчал и неспешна потянул горячий кофе из чашки.

– А дальше что было? – спросил Петр, ощущая какую-то торжественность момента.

– А дальше я упал головой об этот камень и отключился. Хотя, боли я никакой не чувствовал, а просто, как будто кто-то свет погасил, а вместе с ним все мои чувства. Следующее, что я помню, я вдруг оказался в больнице, вот только не помню, как. Будто я откуда-то вылетел, но очень быстро. Смотрю, …врачи, …и они над кем-то копошатся, а я на это смотрю откуда-то сверху и думаю, – «Интересно, что я здесь делаю, и кто это там такой лежит на больничной койке, над кем они копошатся?»

Потом смотрю, мать честная! Это же я лежу! Слышу, они говорят что-то типа: «Мы его теряем». И начинают суетиться всяко, и тут понимаю, что я умер, лежу там, то есть не я, а моё мертвое тело, а здесь это я живой, но это моя душа, которая вышла из тела. И короче, понимаю, что сейчас что-то будет.

И тут я оттуда вылетел и с огромной скоростью пролетел куда-то непонятно куда, в общем, вверх куда-то, и оказался перед Ним. Как это «оказался», и как это, «перед Ним», все равно не объяснить. Там это все просто и понятно, а здесь – слов не подберёшь.

В общем, как Его описать, я тоже не знаю. Вот несколько более-менее понятных сравнений. Он не человек, то есть, не было такого, что вот я встал, и передо мной человеческий облик. Нет. Он бесконечный, но ты понимаешь, что Он – Личность, и ты это чувствуешь, когда перед Ним стоишь, и Его даже увидеть вот так просто целиком нельзя, но при этом ты понимаешь, что ты перед Ним, и Он тебя знает, и между нами есть что-то такое родственное, как будто мы из одной породы. И что интересно, в тот момент я четко осознавал, что вот Этот, перед Кем я сейчас предстал, и Тот, Который мне явился тогда, перед машиной, это как бы и одно целое, но при этом есть и некое различие, но какое, словами все равно не передать.

Второе, Он невероятно чистый, и такой чистоты нет на земле, и эта чистота тебя как бы просвещает всего, как рентгеном. Иными словами, ты вдруг понимаешь, что тебе ничего не скрыть и не спрятать. Он знает не просто каждый твой шаг, а каждую мысль. И вот в этом чистом свете ты видишь всего себя и все свои земные дела за всю свою жизнь, и понимаешь, что ты никуда не годишься. И третье, ты вдруг понимаешь, что несмотря на все твои ошибки, Он-то к тебе все равно хорошо относится, и даже более того, Он тебя любит больше чем твоя родная мать. И вот здесь наступает казус, потому что ты понимаешь, что твоя жизнь и его чистота просто несовместимы, и даже при всём Его и твоём желании быть вместе, между тобой и Им есть эта непреодолимая стена зла, и ты не можешь вот такой, какой ты есть, быть с Ним, таким чистым и сияющим. И это, пожалуй, самое страшное из того, что я пережил. Потому что ты к Нему хочешь, а не можешь из-за всей этой житейской грязи, которая к тебе прилипла.

Данилин снова остановился и задумался.

Петр чуть подождал, а затем осторожно спросил:

– А чем закончилось-то?

Подполковник глубоко вздохнул:

– Закончилось тем, что Он мне сказал, что моё время ещё не настало, и мне нужно вернуться обратно и подумать над всем, что я увидел, и рассказать об этом другим. Ну, я и вернулся обратно в тело, хотя, если быть точным, то не я вернулся, а меня вернули. Как будто за рученьки подхватили и снова в тело впихнули. Причем очень быстро. …Такая вот история, Петр Иванович.

Данилин встал, подошёл к окну, оперся на подоконник и задумчиво уставился куда-то вдаль, глядя на осенние серые облака.

На следующий день Андрей хотел показать записку Джонни, но того не оказалось на завтраке, и к кому бы он ни обращался, никто так и не рассказал ему, где он был.

Марка, через которого можно было бы передать письмо Лере тоже не оказалось, и поэтому Строгину ничего не оставалось делать, как позавтракать и отправиться на новое место работы.

Это была ещё одна огромная каюта, и её состояние было ещё хуже, чем у предыдущей.

На обеде мулата снова не было, но был Марк, поэтому Андрей подошёл к нему после обеда и попросил передать письмо для Леры, и заодно спросил его про Джонни.

Марк ответил, что Джонни потребовался в другом месте, и поэтому пока что он будет там. Потом он взял письмо и ушёл.

Андрей отправился на место работы, но не успел взять в свои руки металлическую щетку для очистки краски, как в каюту вошли три человека в такой же форме, как и у Джонни, и подойдя к парню, в грубой форме потребовали, чтобы он последовал за ними.