– У иноры Вернер, был очень хороший личный защитный артефакт, который она не снимала, – вспомнила я. – Так вот, одной из его функций был мгновенный телепорт при критической обстановке.

– Вот как?

– Вот так. чтобы он не сработал, должен был быть отключен. Лично я ни разу наставницу с отключенными артефактами не видела.

– Дома она могла снимать.

Мне показалось, что он это говорит несерьезно, слишком странно блестели глаза и тон был такой… провоцирующий. Но я все равно возмутилась:

– Ага, снимать и заниматься запретной магией! Дитрих, инора Вернер на такую глупость была не способна!

– Некоторые практики при произнесении заклинаний требуют снимать с себя абсолютно все, в том числе и артефакты, – заявил он.

– Не думаю, что инора Вернер на такое бы пошла, – уже с меньшим пылом ответила я.

Представить столь серьезную даму, какой была моя наставница, в голом виде и без артефактов – в этом мое воображение отказывало напрочь. Она всегда была такой солидной, с аккуратной прической, из которого никогда не выбивалось ни единой прядки, такой затянутой в тугие корсеты, впрочем, не столь уж сглаживающие ее солидные объемы. Но двигалась она легко и точно. Я ещё раз попыталась ее представить безо всего и в ужасе помотала головой. Дитрих рассмеялся.

– Дитрих, это же практикуется только в традиционной магии, – вспомнила я.

– Честно говоря, о запретной я мало чего знаю, – ответил он. – Только что она оставляет характерные следы, которые ни с чем другим не спутаешь. В доме Вернер сработало именно такое, это точно могу сказать. А все остальное – она, не она, да еще в каком виде – это только догадки.

– Но вы же подозреваете Штефана, – я даже не спросила, настолько была уверена.

– Эггера? С чего вы взяли, Линда? Только с того, что пришел Кремер с намеками, что Эггер вовлекает его жену во что-то нехорошее?

– Но как же… – растерялась я. – Вы говорили, что они родственники и что он на меня влиял…

– Из этого не следует, что Эггер мог убить Вернер. Напротив, смерть вашей наставницы ввергла его в панику. Он испугался, что раскроются его неблаговидные дела и карьера окажется под угрозой.

– Но он мог случайно, – предположила я с азартом, удивившим меня саму. – Не собираясь этого делать. Прийти в ярость, как сегодня при разговоре с вами, а останавливать его было некому.

Да у, выглядел сегодня Штефан страшновато, пусть в руках его собиралось всего лишь что-то из погодной магии. Но такой «погодник» мог запросто прикончить соперника, даже не задумавшись, что делает. Он не выглядел вменяемым. Да и прошлый раз, в подъезде, его остановил только вопль соседки. А если при личном разговоре с инорой Вернер пошло что-то не так и останавливать было некому? Правда, он утверждает, что с ней не общался, но мог же нанести один-единственный визит?

– А запретную магию использовал, чтобы замести следы? – ехидно сказал Дитрих. – Линда, это несерьезно.

– Почему? – не согласилась я. – Никаких следов не нашли.

– Откуда вы знаете? О таких подробностях вас в известность никто ставить не будет.

– А вас? Достали же вы где-то копию заключения по моему сканированию, значит, и остальное можете. Нашли там что-то?

– Основная версия – смерть по неосторожности, – обтекаемо ответил он.

– А неосновная?

– Их несколько, – неохотно ответил Дитрих, – и, боюсь, рассказывать я права не имею. Но в виновности Эггера конкретно в этом эпизоде сильно сомневаюсь. И в знании им запрещенным магических практик – тоже.

– После смерти наставницы я его почти не видела, – напомнила я.

– Я объяснял же почему, – удивился Дитрих. – Он не хотел, чтобы ментальное вмешательство связали с ним. Отказываться от вас он не собирался, как не собирается этого делать сейчас – он так и караулит до сих пор возле вашего дома. Надеется поговорить, когда вы останетесь одна, или убедиться, что я уйду. Кто его знает?

Это было так неожиданно, так страшно, что я вздрогнула от испуга. Встречаться со Штефаном мне не хотелось даже в присутствии кого-нибудь, а уж наедине…

– Дитрих, вы же не уйдете?

– Намекаете, что коврик в вашей прихожей так и остался незанятым?

– Намекаю, что я его боюсь. Дитрих, я так боюсь, что сама согласна на коврик, хотя у меня в чуланчике хозяйский матрас, до коврика дело не дойдет. Я вам на кухне постелю, а?

– Не боитесь, что к утру продуктов не останется?

– Не боюсь, их и так уже нет, – фыркнула я. – Так вы согласны?

– Боюсь, Эггер это неправильно поймет, – задумчиво сказал Дитрих.

– Пусть понимает, как хочет, – ответила я. – Меня с ним больше ничего не связывает.

Дитрих молчал, о чем-то сосредоточенно размышляя.

– У вас в офисе даже матраса нет, – напомнила я. – Вы в любом случае в выигрыше. Вы же на полу спали?

– Все-то вы знаете, – недовольно сказал Дитрих.

– Обязана. Я же ваш секретарь. завтра прямо с утра займемся делами. Что у нас в планах?

– Нужно выяснить, из-за чего Вернер не поддерживала отношений с родственниками.

– Вы же уверены, что Штефан не виноват?

– Но вы уверены в обратном, – парировал он. – Я не исключаю, что причина – неправильное распределение, с точки зрения Эггеров, наследства, и тогда мы можем выяснить, что такого ценного могло быть у Вернер. Если было.