– Да, в сейфе, в контейнере, – сказал Дитрих.

– Не может быть! – пораженно сказала я.

– Почему не может? Если инор нарушает закон по мелочам, что ему мешает один рaз сделaть это по-крупному?

– Дитрих, я не верю, что он мог сделать тaкую глупость, – ответила я. – А если это еще и книга иноры Вернер…

Нa мой вопросительный взгляд он кивнул, и я продолжила:

– Тогдa получается, что Штефан замешан в историю с ее смертью. А в это я тоже не верю.

– в то, что он тебя привораживaл, веришь? Это ведь тоже преступление…

– Мне кaжется, для него это не было нaрушением, – неуверенно скaзала я. – Он наверняка думал, что поступает правильно.

– Странные у тебя представления о правильности, пробурчал Дитрих, явно недовольный моим ответом. – Все, что незаконно, – неправильно, и только так.

– Я и не говорю, что это было правильно для меня, я сейчас пытаюсь взглянуть на все глазами Штефана. Я не отвечала ему взаимностью, но и не была в кого-то влюблена. Он был уверен, что меня нужно лишь подтолкнуть, и я сама пойму свое счастье.

– И как, поняла? – ехидно спросил Дитрих.

– С точки здравого смысла, он прекрасная партия, – уклончиво ответила я. Дитрих насмешливо приподнял бровь, а я невозмутимо продолжила: – Но это с точки зрения здравого смысла. А так – он мне столь же чужд, как и год назад. Впрочем, нет. Нас слишком многое связывало и слишком много я о нем знаю, чтобы считать его совсем чужим…

Не знаю, к чему относилась гримаса недовольства моего компаньона – ко мне, к Штефану или к моим размышлениям. Сам он не сказал, а я спрашивать не стала. Лишь поинтересовалась:

– А Штефан признал свою вину?

– Нет, утверждает, что книгу эту он не видел, в руках ее ни разу не держал и понятия не имеет, как оа могла попасть к нему в сейф.

Довольно странное заявление и глупое, к тому же. В расследованиях я разбиралась не очень хорошо, но кое о каких способах, которыми Сыск подтверждает вину задержанных, представление имела.

– Его слова можно подтвердить или опровергнуть по следам ауры на книге и на ее контейнере, ведь так? Если его до сих пор не выпустили, значит, нашли.

Дитрих усмехнулся, но как-то невесело.

– Сразу видно, что раньше ты с такими вещами не имела дел. Книги по запретной магии обычно защищают таким плотным коконом различных заклинаний, что на нем никаких следов посторонней ауры найти невозможно. Нельзя сказать, кто и когда держал в руках нe только саму книгу, но даже контейнер, на котором защита тоже не из простых.

С одной стороны, было очень плохо, что нельзя сразу найти виновного, с другой – я окончательно уверилась, что Штефан к этой истории отношения не имеет. Пусть это уверенность и не на чем не основывалась.

– А ментальное сканирование?

– Для его должности на это требуется особое разрешение, одобренное Советом Магов. Да и менталист должен быть определенного уровня допуска – слишком много всего знает Эггер. Такого, что постороннему лицу открывать нельзя. Кроме того, пока он и сам не дал согласие на ментальную проверку. Либо надеется, что все и без этого обойдется, либо…

Выразительная пауза Дитриха говорила о том, что второй вариант указывает, что Штефан в этом деле увяз по уши. Но даже обвинение в хранении запрещенных предметов не столь страшно, как обвинение в убийстве, которое ему грозит. Убийстве с использованием запрещенной магии. На чем оно основано, это обвинение? На одной-единственной книге, непонятно кому принадлежащей?

– У Штефана нашли одну книгу или несколько? – уточнила я.

– Одну.

– А откуда такая уверенность, что это книга иноры Вернер, а не кого другого?

– Семейный экслибрис, – коротко пояснил Дитрих, посмотрел на мое лицо, наверняка выражающее скепсис, и добавил: – Кроме того, название есть в списке тех, что отошли по наследству к этой ветви семейства. Из которого только Вернер и осталась.

Вариант, что наставница дала почитать родственнику, отметался сразу. Отношения у них были не такие дружеские. Да что там – не такие дружеские! Их совсем не было, этих отношений. Кроме того, будь это так, Штефан сказал бы про это сразу, а не заявлял, что не знает, ни что за книга, ни откуда она взялась. Тогда получается, ему действительно подкинули, но кто? Я вышла из задумчивости и обнаружила, что Дитрих внимательно на меня смотрит.

– Но если у иноры Вернер были запрещенные книги и они не пропали при взрыве, почему у Штефана только одна?

– Почему ты так беспокоишься об Эггере? – недовольно спросил Дитрих. – н поступил с тобой, прямо скажем, отвратительно. Или ты боишься за себя?

– Почему я должна бояться за себя? – удивилась я. – Я уж точно проходила ментальное сканирование, из которого понятно, что я не имею отношения к смерти наставницы.

– Строго говоря, из отчета менталиста понятно лишь, что тебе подчистили память, – проворчал Дитрих. – Все остальное ты знаешь от Карла. Но ты так и не ответила, почему волнуешься за Эггера.