От зловония разлагающихся трупов генерала затошнило, а затем вывернуло наизнанку. Запах от тлеющих человеческих тел был невыносим. Ноги сами понесли генерала с этого страшного места, и вот когда он, несся мимо них, они неожиданно стали шевелиться и тянуть к нему руки… тут уж генерала обуял дикий ужас. Он понимал, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, но он то, это всё видел и даже обонял…. Все мысли и чувства ушли, а куда бежать от этого ужаса, он не знал, мертвые солдаты были повсюду…

И тут ещё один из них уставился на него и спросил: «Зачем ты всех нас убил?»

Генерал, не в состоянии отвести взгляд от его пустых глаз, начал пятиться от него. Снова за что-то запнулся и упал…

Когда он увидел за что он запнулся, ему стало «плохее плохого».

Это был труп санитарки, совсем молоденькой девушки. Похоже, снаряд разорвался около её головы, когда она, наверно, оказывала помощь раненому, и оторвал ей голову. Снаряд также порвал всю одежду на ней сверху, оголив молодое тело. Генерал был уже далеко немолод, многое повидал в жизни, и молодое женское тело его уже не очень то и интересовало... Но тут он увидел, как на её шее пульсировал малюсенькая венка, и кровь толчками вытекала из шеи...

– Совсем пигалица ещё, – пронеслась у генерала мысль.

Это было уже черезчур, сюрреализм происходящего ни в какие рамки, ни в какие понятия уложить было нельзя.

…Генерал потерял сознание….

Очнулся он уже на передовой.

Рядом были его сержанты, а в руках у него был автомат без магазина.… Прямо на генеральскую форму на него напялили красноармейскую гимнастерку.

– Ну что, генерал, сходишь с нами в атаку в пять ноль-ноль утра, и всё увидишь своими глазами, - сказал Кокин. – А то вы там в своих штабах, совсем забыли про нас, про солдат, как мы тут живем…

– И как мы тут умираем, – добавил Дубовиков.

– Знаю я как тяжело сейчас солдатам, – начал оправдываться генерал. – Но ведь война, и я должен взять это Полунино, должен посылать солдат на смерть…

– Я вот вспоминаю, что у нас на гражданке то же самое было, – вдруг совсем не к месту перебил его Кокин. – Наш председатель, тоже всё время наказами партии прикрывался, мол, нужно нашему родному государству помочь... А в 38-м его посадили, и не за политику совсем, а за обыкновенное воровство…

– А ещё у нас тракторист один был, - начал вспоминать Дубовиков, - так вот он трактористом стал, потому что это почёт. В начальники, из-за тупости его, ему путь заказан был, так он в трактористы и пошел.… Какие-то курсы закончил… Ему его трактор нужен был, чтобы в нём сидеть, и чтобы все это видели.… Красоваться любил, одним словом…

– Ну не скажи, - не согласился с ним Кокин, – за бутылочку в лес сгонять за сеном он был совсем и не против, или огород опять же распахать кому-то. За толику, совсем и не малую, тут он никогда не отказывался.

– За бутылочку да, – согласился Дубовиков. – С председателем они дружили, так что до поры до времени ему всё сходило с рук. И на работе своей, поэтому, не очень то, он и старался. За трактором совсем не следил, вечно он у него в ремонте был… Вечно либо масла недольёт, либо гайки у него сами раскрутятся…

– А я так думаю, не можешь управлять трактором, не лезь, – высказал своё мнение Дубовиков. – Не хочешь следить за трактором, не лезь им управлять, не хочешь думать, как он завтра будет работать, не лезь, если он для тебя, лишь средство наживы, не лезь…

– Его кстати тоже посадили, вслед за председателем, – невесело усмехнулся Кокин. – Движок у него в тракторе сломался, его вредителем и объявили...

Загромыхала наша артиллерия и разговор прекратился сам собой.

13 августа

Из архивных источников:

«В течение 13.08.42 г. дивизия сводным батальоном в составе 170-180 человек, это всё что осталось от дивизии, при поддержке всей огневой системы дивизии трижды атаковала противника, закрепившегося в деревне Полунино.

В 5°°, 1315 и 16°° и к исходу дня сводный батальон овладел траншеей, находящейся в 20-40 м от северо-западной окраины Полунино, а все свои огневые средства отвели на прежний рубеж. Противник, по-прежнему, оказывает сильное огневое сопротивление, занимая укрепленный узел Полунино, Галахово, Тимофеево».

В пять утра загромыхала артиллерия дивизии, и после того как она стихла, все пошли в атаку. После работы артиллерии на передовой заметно посветлело, и генералу стало понятно, куда надо наступать. Как они очутились на передовой за час с небольшим, он подумать не успел. Разведчики пристегнули магазин с патронами к его ППШ, и погнали его впереди себя. За то, что он, вместо того чтобы бежать и кричать «Ура», пытался объяснить, что он не простой пехотинец, а командир дивизии, и всех расстреляет за самоуправство, генерал несколько раз «получил в зубы» и успокоился. Спасти его было некому, поскольку никто из сводного батальона в лицо его не знал,… да и шумно было… и вообще не до него было.