Шрифт:
Этот фокус мне тоже тогда не удавался.
А позади бежал Фукс и распугивал чаек на отмели.
XV
Посадка на корабль происходила затемно, при свете прожекторов. Люди несли в руках чемоданы, узлы, коробки, сундуки. Некоторые держали билеты в зубах, так как руки были заняты.
Боцман дядя Кузя стоял у трапа и поторапливал пассажиров.
— Живей, живей! — говорил он, наклоняясь над бортом.
Какой-то худой человек, с тонкой шеей, в мешковатом полувоенном френче с чужого плеча, хотел пройти без билета, но Фукс поднял отчаянный лай, и дядя Кузя сказал:
— Вольдемар, возвратись!
Безбилетный Вольдемар, не говоря ни слова, возвратился.
— Тьффу, — сказал большой рыбак с мешком, пахнущим кожей, — каждый раз с этим Вольдемаром та же история.
Вольдемар держал под мышкой тонкий крокодиловый портфель. Лицо у него было надменное, а улыбка жалкая.
— Картёжник, — сказал дядя Кузя. — У одного рыбака весь улов выиграл. Да тут же и проиграл тому же рыбаку. От жадности… Карты у него свои, добавил дядя Кузя и захохотал, а потом сплюнул за борт.
Лицо у Вольдемара было не настоящее, как сказал бы Адамов.
В трюме я не сразу нашёл свою полку. Она была в третьем верхнем ряду нар.
Соседями моими были две тихие женщины с детьми и большой рыбак с мешком.
На каждой полке лежал спасательный пояс наподобие фартука. Он надевался тесёмкой на шею и завязывался за спиной. На груди и на поясе были вшиты в крепкую парусину пробковые плитки.
Мне этот фартук очень понравился, потому что я не так хорошо плаваю, как мне хотелось бы.
Вернее сказать, я плавать не умею, потому что вырос на краю пустыни, где больше песка, чем воды.
— Ты чего? — спросил меня большой рыбак.
Он поднял голову и увидел, что я примеряю спасательный пояс.
— Пробковый! — сказал я ему, с восхищением показывая на парусиновый фартук.
— Может, ещё и не понадобится, — ответил большой рыбак и лёг на свои нары в самом низу.
XVI
Когда наконец вышли в море, дядя Кузя отвёл Фукса на корму и посадил его там на цепь.
Фукс был добрый пёс с острыми ушами, неизвестной породы, какой-то сизой масти.
Мне было жалко Фукса, но я не решился заговорить с дядей Кузей, потому что он мне сказал, когда только я познакомился с ним:
— Фукса не балуй!..
Сестра Агнесса приготовила мне на дорогу свёрток с едой.
Я подарил Жанне «Воздушный шар» на прощанье.
«Киров» уходил в обратный рейс на рассвете. Но туман рассеялся, с гор подул свежий ветер. Сначала в трюме проснулась машина, и корабль вздрогнул.
«Киров» отошёл от пристани, и пристань сразу стала маленькой, слилась с берегом.
А берег повернулся, ушёл в сторону, и почти неразличимы стали дома и палисадники Рыбачьего.
И вдруг раздалась команда:
— Поднять парус!
«Киров» был моторно-парусный корабль. Этого я не заметил с берега.
Скрипели канаты, плескалась вода, умолк мотор — и развернулся парус. Это было удивительное зрелище! Как будто воскресла вдруг «Эспаньола» из старого романа Стивенсона…
Парус, казавшийся таким тяжёлым, вдруг ожил, выгнулся, наполнился ветром, стал воздушным и поплыл по небу.
Было тихо, так тихо, как бывает, наверное, только на парусном корабле.
Фукс весело лаял на корме.
XVII
Я лёг на свою полку, достал синюю «Гимназию» и немного почитал про инспектора Прохора и его учеников. Как они друг друга изводили. Как будто вся жизнь у них была в одном тесном коридоре, где они никак не могли разойтись.
В общем, вся их жизнь мне мало понравилась.
И тут вдруг снова заработала машина. Читать было трудно, потому что корабль сильно раскачивался.
Тихие женщины тихо говорили между собой, прижимая к губам концы своих головных платков.
— Буря! Буря…
И укладывали детей спать.
Дети капризничали, их тошнило от качки.
На скамье напротив спал, вытянув ноги, человек в матерчатых туфлях. Чей-то сундучок выехал из-под нар и ударил его по ногам.
Человек в матерчатых туфлях проснулся и стал выяснять, чей сундучок. Ему показалось, что это сундучок большого рыбака. Но большой рыбак сказал, что у него мешок, который никому не помешает…