Шрифт:
Я пришел в себя от холода. Все тело болело, а в ушах стоял звон, словно в моей голове был храм, в котором завершилась служба. Один глаз заплыл, я это чувствовал. Вторым разглядывал вылезшие на небосвод звезды, дожидаясь, когда в тело вновь вернутся силы. Ветер легко обдувал. Зимний холод уже отступил с улиц, и, казалось, даже пахло весной. Но то была не весна, а просто ушедший мороз, который раньше не давал окружающему миру источать различные запахи. Город понемногу оттаивал, а в моей жизни только наступили злые морозы, о которых я даже не подозревал. В голове прокручивались застывшие сцены моего позора, словно фотоснимки, а не реальность или даже видеоряд, в котором меня предали, унизили и растоптали. «Почему люди такие сволочи?! Я разве что-то им сделал? Я уже даже не говорю про Серегу. Удар в спину... Так и хочется сказать: «И ты, Брут?». Неужели такое может со мной случиться? Нет: неужели такое со мной случилось?! Наверное, бог наказал меня и заставил страдать в теле, которым я не могу полноценно управлять. Но если так, тогда я в него не верю! Будь он проклят! Это не бог – это сатана, жаждущий поклонения ему, как величайшему существу, чьи пути неисповедимы».
Перекатившись, я голыми руками уперся в грязный снег, чтобы приподняться, но не смог оторвать от земли собственное тело. В очередной раз оно меня предало. Организм не хотел меня спасать, лишь шептал по венам: «Умри здесь, останься, тебе нет места среди людей, и ты его для себя никогда не найдешь. Тебя все презирают. Ты в этом мире никому не нужен. Тебе здесь не рады. Решил изменить свою жизнь, да? Как тебе? Все еще хочешь изменить?! Ты один! Навсегда один! И ты никто! Навсегда никто!»
Вопреки внутренней агрессии, я закинул ногу под себя и, отталкиваясь руками, начал подниматься. Хоть и потихоньку, но у меня все-таки получилось. От компании не осталось и следа. Осмотревшись в поисках телефона и наушников, я увидел порванный черный проводок и втоптанный в лед маленький динамик. Телефона нигде не было. Домой не хотелось возвращаться. Мне и без того было плохо, а тут еще придется мамины крики выслушивать до поздней ночи. Потом – нотации, уговоры написать заявление, слезы и ни к чему не ведущие разговоры. Будто от них что-то изменится. Или, быть может, она говорит не для меня, а для себя, чтобы это все пережить? Неизвестно. Как бы все-таки хотелось наконец-то взять бразды управления собственным телом и больше не терпеть удары, оплеухи, тычки, а, собрав всю волю в кулак, избить своих врагов. Твою же мать! Как же все-таки здорово бить людей, которые тебя обидели! Что может быть лучше здоровой справедливости, которой отчего-то так мало?! Или, быть может, логика справедливости другая, а мы о ней ничего не знаем?
На улице людей почти не было. Единичные встречные на меня особо не обращали внимания. Да и кто я с виду? Просто толстый избитый мальчик в синей куртке с полуоторванным капюшоном. Кому я здесь нужен? Никому! Даже ППС проехали мимо, не обратив на меня никакого внимания. Люди вокруг даже не подозревали, с кем так небрежно обращались. Слепые! Они не видят истинных вещей.
Зайдя в подъезд, я побрезговал лифтом, стараясь оттянуть момент звонка в дверь. Мне было нечего сказать матери. Да, я взрослый парень, но за себя постоять не смог. Снова. Зачем кричать и пытаться мне что-то криками доказать? Я сам все понимаю. И я справлюсь! Сам справлюсь! Сам!
– Ты какого черта так дол… – Мама опешила, увидев мое лицо. В ее глазах я увидел секундную растерянность, а потом она собралась с мыслями: – Кто это был?! За что? Завтра в полицию пойдем! Боже мой, живого места нет! Кто это был? Скажи, кто!
Мать суетилась, а я молча разулся, снял куртку и заперся в ванной. Набрал в пухлые руки воду и потихоньку ими поводил по лицу, смывая кровь, грязь и, судя по запаху, собачье дерьмо. Затем посмотрел в зеркало. По толстой щеке текли капли воды, скатываясь к подбородку. Меня одолевало отвращение к себе и непобедимая злость. Но затем на смену пришла безысходность. Под шум маминых переживаний за дверью, я стоял и в молчании лил слезы из глаз, смешивая пресную воду с соленой. Я буквально страдал от неспособности контролировать свое тело, чувствовал стыд перед матерью из-за вечных синяков, ощущал несправедливость из-за толстого тела и плохого отношения окружающих. Но я же так мало просил от жизни, лишь полный контроль над своим телом и мыслями! Получив это, я бы изменил свою жизнь до неузнаваемости. Я бы мог многое сделать. Точно бы смог!
На следующий день в школу я не пошел. Сотрясение, гематомы, тошнота, головная боль от яркого света и громких звуков – с таким не учатся. На требование матери рассказать, что случилось и кто это сделал, я ничего не ответил и даже не собирался. Прекрасно понимал, что станет только хуже, если расскажу. Но доводы матери были, в некотором роде, убедительными и, в определенной степени, верными.
– А чего ты молчишь-то?! Кого покрываешь? Тебя избили и забрали телефон. Как это можно оправдать? Ты их оставляешь безнаказанными, и, получается, никакой ответственности они за это не понесут. Ну, а ты – молодец, ты промолчал. Герой! Но молодец для кого? Для них! Тебя воспринимают, как мальчика для битья, которого можно избить и ничего за это не будет. Тебе что, нравится быть таким?! Может, ты мазохист? Если ты им ничем не отвечаешь, если не борешься, значит, они могут бить тебя дальше. Понимаешь? Ведь ты здесь молчишь, а они там смеются над тобой… Послушай, ты же не дурак. Это просто блатная логика, которая воспитывала терпил, которых можно бить, а они будут молчать. Но ведь бывает так, что силы не равны и ничего с этим не поделаешь. Так что теперь, терпеть? Они ведь этим пользуются! Все на этом и держится! Когда тебя бьет толпа, а ты потом молчишь и покрываешь их, гордости тебе это не добавляет. Это унизительно и глупо! Они бьют тебя, потому что ты молчишь! Они бьют тебя, потому что ты позволяешь себя бить! Они бьют тебя, потому что нет никаких последствий! Бить тебя – развлечение!
Мама отчитывала меня перед уходом на работу, а я молчал. Даже не знал, что ответить. Конечно, она была права. Я сам позволял так поступать. Но таким образом решать проблему не собирался. Мой главный враг жил внутри меня, и он постоянно меня подводил. С ним нужно было справиться раз и навсегда. Что мне эти сиюминутные решения проблем? Пожаловался – помогли. Всю жизнь потом бегать жаловаться? Я действительно дитя попкорна и киноэкрана, но я ни в коем случае не трус и не жду спасения. Мне просто нужно время, чтобы разобраться с собой. Как только я это сделаю, все изменится. Наверное, дело даже дойдет до выполнения миссии, о которой столько мыслей. Я покажу им, что я больше, чем груша, больше, чем смех, больше, чем тот страх, который они могут мне внушить. Мне нужно только справиться с собой, и все встанет на свои места. Это как с часовым механизмом: одна из шестеренок плохо работает, и все идет не так. Вот я ее починю, и все будет нормально. Все будет, как и должно быть и как задумывалось изначально. Все получится.
По привычке выходного дня я сел играть в Warhammer 40k. Но игра не пошла. Меня тошнило, резало глаза, болела голова, и вообще было трудно сосредоточиться на задачах игры. Также меня не покидала мысль о том, что прошлым вечером сделал Серега. Мой так называемый друг под давлением толпы пинал меня ногами и пел про меня всякую гадость. Я не понимал, как можно быть такой тварью. Сегодня он говорит, что друг, а завтра – пинает ногами, поет гадости и отрекается от меня. Это до какой же степени нужно быть гнилым человеком, чтобы так себя вести?! Что вообще происходит в голове у таких людей?! Он что, много себе выгадал? Как он спит по ночам? Отвратительное существо, которое нужно было придавить сразу же, как только он задышал. Если уж что-то пошло в человеке не так, то это уже трудно остановить. Такие люди не меняются, потому что у них нет принципов. И нет, они не исповедуют философию воды, они исповедуют философию собачей блевотины, в которой собака – это верность, которая отрицает кислоту и избавляется от нее. Собака – друг человека, Серега – нет. Проклятый ублюдок!
До самого вечера я злился на себя и сложившиеся обстоятельства. Но после пришла мама и сказала, что мне придется ходить в секцию бокса и это не обсуждается. Решение для нее было странным, но я не стал вдаваться в детали. И не был против. Однако до двух часов ночи не мог уснуть, переживая о том, что будет там, ведь мне никогда в подобных местах бывать не доводилось. Я, конечно, был смелым человеком, но подобные вещи меня все-таки тревожили.
Я проснулся рано утром от волнения. Затем проволновался весь день. После работы мама повела меня на мою первую в жизни тренировку, которую я наконец-то дождался. Был даже рад, что волнение позади.