Шрифт:
Он всё-таки не сдержался. Дотронулся до её волос. Они оказались мягкими и послушными под его пальцами, как он и представлял. А потом ладони опустились на её плечи. Она вздрогнула, но он не убрал руки. Эта потребность – ощущать тепло её кожи – была выше него. И тогда она затаилась, замерла, перестала дышать. Он и сам не дышал. Зато сердце колотилось неистово – выламывая грудную клетку.
Ладони скользнули вниз по рукам, обхватили тонкие запястья, а губы коснулись шеи.
– Амалия… – прошептал, сам не зная, что хочет сказать.
Его скрутило дикое желание. Ещё никогда жажда близости не была такой сильной. Он хотел большего. Немедленно. Прижать к себе. Мучить поцелуями. Завладеть. Маркель испугался остроты захвативших его чувств. Что он делает?! Он должен сию же секунду отпустить её и уйти. Какое же он чудовище – использовать её наивность и беззащитность!
Маркель заставил себя разжать пальцы. Мысленно окатил ушатом ледяной воды. Отпрянул. Горькая досада на самого себя уже поджидала, чтобы начать стервятником выклёвывать душу.
– Доброй ночи! – сказал хмуро. – Я пришлю доктора. Нужно удостовериться, что с вашим здоровьем всё в порядке.
Размашистым быстрым шагом он направился к двери.
Глава 26. Не хворь
Маркель не успел выйти из покоев Амалии. Его остановил гулкий звук тяжёлых шагов, эхом разносившийся по дворцовому коридору. Отец. Так ступал только он. Заметив в проёме открытой двери сына, король вошёл без стука.
– Я слышал, Амалии нездоровится, и она вынуждена была вернуться из театра во дворец, – отец выглядел встревоженным.
Хорошо у него поставлена шпионская служба. Уже всё донесли.
– Да, – односложно ответил Маркель.
Король осмотрелся. Ему явно не понравился полумрак, царящий в покоях Амалии. Его взгляд с каждой секундой становился всё мрачнее. Он подошёл поближе к девчонке. Та отвернулась от окна, подняла на короля взгляд и тут же снова опустила. Её щёки горели алым, и волосы были чуть-чуть в беспорядке. У Маркеля в горле застрял болезненный ком от осознания, что это его пальцы растрепали её послушные шелковистые пряди.
Отец снова развернулся к сыну. Его свинцовый взгляд, пропитанный гневом, придавил. Казалось, король видит Маркеля насквозь.
– Почему у Амалии в глазах слёзы? Ты её обидел?! Отвечай!
Слова ударили больнее пощёчины. Отец никогда не считал младшего сына паинькой. Маркель по этому поводу не особо обольщался, но было горько выглядеть в его глазах откровенным мерзавцем.
– Амалия, дитя моё, – голос короля мгновенно сделался мягким, – он тебя обидел?
Маркель уверен был, что Амалия промолчит. Но она вдруг вскинула на короля глаза и проговорила тихо, взволнованно, сбивчиво:
– Нет, Ваше Величество, нет. Его Высочество был со мной любезен. Он проводил до покоев, потому что у меня кружилась голова.
Отчаянный подопечный воробьишко. Так мужественно и так неправдоподобно лгала. Лгала, чтобы не выдать его. Хотела защитить от гнева отца, хотя это Маркелю было поручено защищать её от кого бы то ни было. На душе стало ещё тяжелее.
– Почему же ты расстроена, дитя моё?
– Всё в порядке, Ваше Величество, – она сморгнула слезинки. – Просто… просто… жаль, что пришлось уехать с премьеры.
– Маркель, ступай в мой кабинет, – не разворачивая головы в сторону сына, сурово приказал король.
Маркель чувствовал, что предстоит тяжёлый разговор. В этот раз отец придумает настоящее наказание, а не как в прошлые разы. Но Маркель знал, что заслужил.
– Амалия, сядь, – мягко произнёс король, как только принц вышел из покоев.
Она повиновалась – опустилась на самый краешек кресла. Её била нервная дрожь. Его Величество сел в соседнее кресло, заглянул в глаза и, казалось, без труда прочёл все тревожно мечущиеся мысли в её голове.
– Надеюсь, всё, что ты сказала, правда. Но ты должна знать. Ты находишься под моей защитой. Никто не смеет обидеть тебя. Я вытрясу душу из любого, кто попытается причинить тебе вред. Даже из собственного сына.
– Не надо, – слова вырвались непроизвольно. – Его Высочество не сделал ничего дурного.
Амалия ощутила, как новая волна краски заливает лицо, и потупилась.
Король усмехнулся, и по-отечески похлопал её по руке, но затем нахмурился:
– Мне не нравится твой озноб. Тебе лучше прилечь отдохнуть. Я пришлю доктора.