– Я посол, – лепечет, путаясь в словах, – вы не можете так поступить.

– Не мельтеши, – как-то по свойски, почти дружелюбно говорит волонтер, морщинистый дед, – недосуг его благородию с вражиной говорить. Лучше помолись, пока душа на месте.

Перед глазами плывет. Гот лишь чувствует упершуюся к спине стену. Холодно, очень холодно. Какой холод? Лето же!

– Это дед, Вась, если молится не разучился, – встревает второй, молодой кавалерист с неаккуратно заросшей бородой. Один за другим щелкают курки. – Слышь, чего говорят? Додумались, мол Бога нет.

– Тьфу! Нехристь готская. Слушать противно, – дедок морщится и сплевывает от горечи во рту, вскидывая винтовку.

Вопреки светской беседе расстрельной команды, в Бога Филипп верит. Прямо сейчас и уверовал, причем горячо и искренне. А если бы знал хоть один, псалмы запел в голос, да не хуже какого-то пастыря из Стэнтонских молельнь.

– Это что за произвол! – раздается хрипловатый окрик. – Что вы себе позволяете!

Цепляясь за сознание когтями и зубами, Линкольн все же падает на колени. Дорогая одежда давно превращается в измазанные пылью и сажей лохмотья.

Из лабиринта развалин продирается еще одна группа вооруженных мужчин. Впереди сутулый человек в сюртуке. Глубоко посажена кепка, бросая тень вкупе и без того нависшими над глазами, густыми бровями. Широко смотрят в сторону черные усы. Остальные одеты проще, в основном крестьянские косоворотки.

– Вы что за птицы перелетные? – вперед выходит офицер, уперев руки в бока и ненавязчиво касаясь кобуры. Два драгуна с длинными пехотными Крынками встают по бокам. – Из какого отряда?

– А не из какого, – нагло и с усмешкой говорит усач. – Мы люди его превосходительства графа Малахова. И человека этого велено доставить к губернатору.

При этом нахальство на лице меняется учтивостью. Без особых изысков, по мужицки кланяется готу.

– Пройдемте с нами. Губернатор хочет поговорить.

Посол уже делает шаг вперед, да тут округа наполняется лязгом взводимого оружия. Люди за спиной усача тоже хватаются за револьверы, да не так уверенно. Иные и вовсе пятятся.

– Это какой такой губернатор, а? – офицер размеренным шагом, немало не опасаясь получить пулю, приближается. – Никакого иного превосходительства кроме господина подполковника в городе нет.

Найдя силы, Филипп бросается меж спорщиков.

– Джентльмены! Остановитесь! Умоляю, хватит стрельбы и крови! Я не шпион, – как может твердо говорит офицеру и уже человеку Малахова, – Благодарю губернатора за желание помочь, но мне необходимо встретиться со Швецовым. С ним и ни с кем иным.

Замок Малахова. Сейчас, ок 11 – 00.

Мерно щелкает маятник напольных часов, подчеркивая повисшую тишину. Старинный предмет интерьера и сейчас привораживает, как особой аурой боя, так и выделкой часового комода. Резчик превращает корпус в барельеф, запечатлев сцены древней истории. Пласт за пластом. Воины в доспехах и верхом на конях выходят из города. А вот поет трубач, подгоняя царских борзых, затравивших кабана.

Сам кабинет дышит воздухом старины. Когда-то располагалась оружейная и несмотря на сотни перестроек и сменяющихся хозяев, факт этот любовно подчеркивался. Центральную часть стены увешивает гобелен, увековечивший сцену баталии. Средневековый, местами испорченный, но по прежнему внушающий трепет перед грузом веков.

Увы, война и тут вносит обезображивающую лепту. Основательно заложено мешками окно, готовое вмиг стать бойницей. Большая масса картин упакована и снесена в подвалы, оставляя взирать на голый камень. Ободрано и оружие, недавно годное лишь для любования, а ныне отправленное в бой. Пистоли, мушкеты, даже арбалеты и кирасы. На улицах все, способное стрелять и отражать хоть малые частицы осколков, идет в дело.

Бьют куранты и Швецов машинально щелкает карманными, сверяя время. Прислушивается, в городе грохочет не меньше утреннего. Да не ружейная стрекотня, а мощные раскаты стволов. На местах готы из танков в упор расстреливают дом за домом, расчищая путь медленно, харкая кровью, но по метру продвигающейся пехоте.

"Обычно к такому времени тише, – отмечает Алексей, – что-то намечается".

Подполковник, выдержав паузу, удасуживает вниманием гостей. Те как раз сидят в креслах, понурив глаза и все еще пребывая в шоке. Да уж, упороли горячку вокзальные. Но неспроста, гот известен коварством и ложью. Никакой белый флаг или красный крест более не дает гарантий. Война, мсье, как философски заметили бы господа гаэльцы.

"И все же, – размышляет штаб-офицер, рассматривая то и дело промокающего пот посла, – насколько замешан в инциденте сам Малахов?"

О вмешательстве неких "людей губернатора", докладывают незамедлительно. Но где граф, не в силах ответить и перепуганная Ольга. Хозяина замка в имении нет и никто из офицеров или охраны не может внятно сказать, когда в последний раз его видел.

Так или иначе гости из столицы тут. Посла Швецов видел и не раз, служа при Генеральном Штабе в Екатеринграде. Филипп Линкольн в столице личность явственно известная, хотя близких знакомств двое и не водили. Удивительно не сколько посещение готом осажденных, сам факт нахождения в стране. Подполковник не задумывался, но легко предположить арест дипломатических миссий. Их давно должны обменять где-то южнее, в Оттоманской Порте или княжестве Валахия.